Уилбур Смит - Горящий берег

— Я должен сдержать слово, — прошептал Майкл.

Потеря контакта с землей смутила его. Он почувствовал, как на него снова обрушиваются волны головокружения, позволил SE5a постепенно спуститься к нижнему краю облака и снова вышел на свет. Внизу знакомая местность, гряда и линия фронта остались далеко позади, впереди лес, деревня, церковный шпиль — все такое мирное, идиллическое.

«Сантэн, я возвращаюсь», — подумал он, и его охватила ужасная слабость, придавила какая-то огромная тяжесть, прижала к кабине.

Он повернул голову и увидел шато. Розовая крыша, как маяк, неодолимо манила, и нос самолета, как будто помимо его воли, повернул туда.

— Сантэн, — прошептал он, — я иду, подожди.

Тьма обступила его. Он словно оказался в длинном темном туннеле.

В ушах ревело, точно прибой обрушивался на морской берег. Майкл собрал последние силы и, глядя вперед, сквозь тьму, в сужающийся туннель, искал ее лицо, пытался сквозь гул прибоя в ушах расслышать ее голос.

— Сантэн, где ты? О Боже, где ты, любовь моя?

Перед зеркалом в тяжелой позолоченной раме из каштана Сантэн с серьезным видом разглядывала свое отражение.

— Завтра я буду мадам Мишель Кортни и никогда больше Сантэн де Тири. Разве это не великолепно, Анна? — Она притронулась к вискам. — Как ты думаешь, я буду чувствовать себя по-другому? Конечно, такое значительное событие должно меня изменить, я больше никогда не буду прежней.

— Очнись, дитя, — подтолкнула ее Анна. — Еще столько нужно сделать! Не время мечтать.

Она взяла просторную юбку и через голову надела на Сантэн, потом, стоя сзади, закрепила пояс.

— Я гадаю, смотрит ли на меня мама. Знает ли она, что я надеваю ее платье, радуется ли за меня?

Анна хмыкнула, опускаясь на колени, чтобы проверить подол. Сантэн пригладила на бедрах тонкие старинные кружева и прислушалась к приглушенным мужским голосам и смеху, доносившимся из большого зала на первом этаже.

— Я так рада, что пришел генерал. Правда, он красивый мужчина, точно как Майкл? Эти глаза… ты заметила?

Анна снова хмыкнула, но на этот раз более выразительно; она вспомнила генерала, и руки ее дрогнули.

«Вот это настоящий мужчина», — сказала она себе, глядя, как Шон Кортни выходит из «роллса» и поднимается по лестнице в шато.

— Он такой душка в мундире и с медалями, — продолжала Сантэн. — Когда Майкл станет старше, я настою, чтобы он отрастил такую же бороду. Производит такое впечатление! — Снизу послышался новый взрыв смеха. — Они с папой понравились друг другу, как ты думаешь, Анна? Только послушай!

— Надеюсь, они оставят немного коньяка другим гостям, — проворчала Анна, поднимаясь на ноги; прижав руку к спине, она остановилась: ей в голову пришла новая мысль.

— Надо было достать синий дрезденский сервиз, а не севрский. Он красивее, с розами.

— Надо было думать об этом вчера, — быстро оборвала ее Сантэн. — Я не собираюсь проходить через все это снова.

Весь предыдущий день и почти всю ночь они вдвоем работали, наводя порядок в большом зале, который простоял закрытым с бегства слуг. Занавеси запылились, высокий потолок зарос паутиной, так что украшавшие его мифологические сцены стали почти не видны.

С красными глазами, чихая, они закончили уборку и принялись за столовое серебро, почерневшее, все в пятнах. Нужно было вымыть и вытереть вручную каждый предмет красно-золотого севрского обеденного сервиза.

Многословно протестовавший граф: «Ветеран Седана и армии Третьей империи вынужден работать, как простой лакей», — под их мощным напором принялся помогать.

Наконец все было сделано. Зал снова великолепен, сложный наборный паркет отмыт и натерт, на сводчатом потолке снова танцуют, проказничают и гоняются друг за другом нимфы, богини и фавны, серебро блестит, и первые выращенные Анной в теплице розы сверкают в свете ламп, как самоцветы.

— Надо было напечь больше пирогов, — тревожилась Анна, — у солдат волчий аппетит.

— Они летчики, — поправила ее Сантэн, — а еды у нас столько, что хватит накормить всю армию союзников, а не только одну эскадрилью. — Сантэн смолкла. — Слушай, Анна!

Анна подошла к окну и выглянула.

— Это они! — воскликнула она. — Так рано!

По длинной гравийной подъездной дороге, пыхтя, приближался тусклый армейский грузовик, казавшийся на своих высоких узких колесах чопорным и старомодным; в кузове сидели все свободные от полетов офицеры эскадрильи, а за рулем — адъютант, с трубкой в зубах и выражением ужаса на лице; грузовик вилял от одного края широкой дороги к другому, а адъютант громко подбадривал пассажиров.