Уилбур Смит - Горящий берег

— Как жаль, что лошадь должна уступить этим шумным, вонючим дьявольским сооружениям, — вздохнул граф, — но, конечно, они правы. Будущее за бензиновыми моторами.

— Сейчас мы заменяем акацию сосной и австралийским эвкалиптом — для производства крепежных стоек для шахт и сырья для бумаги.

— Очень разумно.

— Еще, конечно, у нас есть сахарные плантации и скотоводческие ранчо. Дядя считает, что скоро корабли оборудуют холодильниками и они смогут развозить нашу говядину по всему миру.

Чем дольше граф слушал, тем больше был доволен.

— Пейте, мой мальчик, — говорил он с искренним одобрением. — Вы почти ничего не пили. Вам не нравится?

* Известная фирма по производству звуковоспроизводящего оборудования.

— Замечательно, великолепно, но le foie, моя печень.

Майкл схватился за ребра, и граф сочувственно и озабоченно заохал. Француз, он понимал, что большинство болезней и горестей мира связаны с плохой работой этого органа.

— Ничего серьезного. Но пусть мое нездоровье вам не мешает. Майкл сделал самоуничижительный жест, и граф послушно наполнил свой стакан снова.

Подав мужчинам ужин, женщины принесли к столу свои тарелки и тоже сели. Сантэн сидела рядом с отцом и почти ничего не говорила. Она с деланным вниманием поворачивала голову от одного к другому, пока Майкл не почувствовал легкое давление на лодыжку и с веселым ужасом ощутил, что она вытянула под столом ногу и касается его. Он виновато заерзал под взглядом графа, не смея посмотреть на Сантэн. Подул на пальцы, как будто обжег их, и быстро заморгал.

Сантэн убрала ногу так же незаметно, как приблизила. Майкл выждал две-три минуты, прежде чем протянуть свою. Он нашел ее ногу и зажал между своими; краем глаза он заметил, как девушка вздрогнула и ее щеки и уши залила волна темного румянца. Он посмотрел прямо на нее и никак не мог оторвать взгляда, пока граф не повысил голос.

— Сколько? — чуть резче, чем следовало, повторил он, и Майкл виновато отдернул ногу.

— Простите, я не расслышал.

— Капитан плохо себя чувствует, — быстро и чуть задыхаясь вмешалась Сантэн. — Его ожоги еще не зажили, и он слишком много работал сегодня.

— Не будем без необходимости задерживать его, — с готовностью подхватила Анна, — если он закончил ужин.

— Да, да. — Сантэн встала. — Надо отпустить его домой отдыхать.

Граф глядел расстроенно — у него отбирали собутыльника, но Сантэн успокоила:

— Не тревожься, папа, посиди здесь, допей вино.

Анна проводила пару из кухни на темный двор и подбоченясь стояла рядом, взирая на них точно орлица, пока они застенчиво прощались. Она выпила слишком много кларета, что притупило ее острое, как бритва, чутье, не то непременно удивилась бы, почему это Сантэн так торопится усадить Майкла на мотоцикл.

— Вы позволите еще раз навестить вас, мадмуазель де Тири?

— Если угодно, капитан.

Сердце Анны, смягченное вином, благоволило им. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы проявить решительность.

— До свидания, минхеер, — твердо сказала она. — Девочка простудится. Домой, Сантэн.

Граф счел необходимым запить кларет парой бокалов шампанского.

— Это смягчает резкость вина, — с серьезным видом объяснил он дочери.

Поэтому женщинам пришлось укладывать его в постель. Во время опасного подъема по лестнице граф пел марш из «Аиды», очень громко, но фальшиво. Добравшись до кровати, он навзничь повалился на нее, как спиленный дуб. Сантэн по очереди подняла его ноги и стащила с них сапоги.

— Благослови тебя Господь, малышка, папа тебя любит.

Вдвоем они усадили его и надели через голову ночную рубашку, потом снова позволили упасть на подушки. Теперь, когда скромность графа охраняла ночная рубашка, они сняли с него брюки и повернули его на бок.

— Пусть ангелы оберегают твой сон, красавица моя, — пробормотал граф, когда они укрывали его одеялом. Анна погасила свечу. Под покровом темноты она погладила графа по спутанным волосам. Ее вознаградил громкий храп, и вслед за Сантэн она вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.

Ночью Сантэн лежала и слушала, как скрипит и трещит старый дом.

Она благоразумно не стала ложиться под одеяло полностью одетой, потому что, как раз когда она собиралась гасить свечу, внезапно явилась Анна и села на край кровати. Вино развязало ей язык, но не настолько одурманило, чтобы она не заметила, что Сантэн не в ночной сорочке. Зевая и вздыхая, Сантэн силой мысли пыталась усыпить ее, а когда отчаялась и услышала, как на далекой церкви в Морт-Омме часы пробили десять, сама притворилась, что засыпает.