Уилбур Смит - Горящий берег

— Сантэн, у нас много дел.

Голос Анны звучал резко.

— Позвольте помочь. — Майкл энергично вскочил. — Меня привязали к земле. Запретили полеты.

Анна посмотрела на него с сомнением. Граф пожал плечами.

— Нам пригодилась бы еще одна пара рук.

— Всего лишь проявление благодарности! — настаивал Майкл.

— Но ваш великолепный мундир!..

Анна в поисках поводов для отказа взглянула на сверкающие сапоги Майкла.

— У нас есть резиновые сапоги и комбинезоны, — быстро вмешалась Сантэн, и Анна бессильно развела руками.

Когда Майкл, рослый, стройный, спускался в погреб, чтобы помочь графу вычистить стойла, Сантэн показалось, что даже синяя хлопчатобумажная саржа, или деним, как все ее называли, и черные резиновые сапоги смотрятся на нем элегантно.

Остаток утра Сантэн и Анна провели в огороде, готовя почву для весенних посадок.

Всякий раз как Сантэн находила малейший предлог, она спускалась в погреб, останавливалась там, где работал Майкл, и между ними завязывался отрывистый смущенный разговор. Потом на лестнице показывалась Анна:

— Да где эта девочка? Сантэн! Ты что это там?

Как будто не понимала!

Вчетвером они поели на кухне: омлет с луком и трюфелями, сыр, хлеб из непросеянной муки и бутылка красного вина. (Сантэн смягчилась, но не настолько, чтобы отдать ключ от погреба отцу. Бутылку она принесла сама.)

Вино подняло настроение, даже Анна выпила стакан и позволила то же самое Сантэн, и разговор оживился, потек свободно, изредка прерываясь взрывами смеха.

— Капитан, — граф наконец с расчетливым блеском в единственном глазу обернулся к Майклу, — чем вы и ваши близкие занимаетесь в Африке?

— Мы фермеры, — ответил Майкл.

— Арендаторы? — осторожно спросил граф.

— Нет, нет, — рассмеялся Майкл. — Мы обрабатываем собственную землю.

— Землевладельцы? — Тон графа изменился: всему свету известно, что единственное подлинное богатство — это земля. — И велико ли ваше родовое поместье?

— Ну… — Майкл слегка растерялся, — довольно большое. Понимаете, это семейное владение, оно принадлежит моим дяде и отцу…

— Вашему дяде-генералу? — продолжал выспрашивать граф.

— Да, дяде Шону…

— Сто гектаров? — не унимался граф.

— Несколько больше.

Майкл ерзал на скамье и мял в пальцах кусочек хлеба.

— Двести?

Граф смотрел с таким ожиданием, что Майкл не мог больше уклоняться от ответа.

— В целом, если считать плантации, скотоводческие ранчо, а также землю, которой мы владеем на севере, получится около сорока тысяч гектаров.

— Сорок тысяч? — Граф уставился на Майкла, потом повторил вопрос по-английски, чтобы не было недоразумений: — Сорок тысяч?

Майкл неловко кивнул. В последнее время он стал стесняться размера владений своей семьи.

— Сорок тысяч гектаров! — почтительно выдохнул граф. — У вас, конечно, много братьев?

Майкл покачал головой.

— Нет, к сожалению, я единственный сын.

— Ха! — воскликнул граф с явным облегчением. — Ну, не расстраивайтесь!

И по-отцовски потрепал Майкла по руке. Потом посмотрел на дочь и впервые заметил, с каким выражением та глядит на летчика.

«И правильно делает, — довольно подумал он. — Сорок тысяч акров, единственный сын! Моя дочь француженка, она прекрасно сознает, чего стоят су и франк, знает лучше его самого. — Он любовно улыбнулся ей через стол. — Во многом еще ребенок, но в других отношениях умная молодая француженка».

С тех пор как управляющий графа сбежал в Париж, оставив счета и документы имения в полном беспорядке, казну взяла в свои руки Сантэн. Граф не беспокоился о деньгах: для него истинной ценностью всегда оставалась только земля, а его дочь оказалась очень умна. Она даже пересчитала бутылки в погребе и окорока в коптильне. Граф отпил вина и с радостью подумал: «После этой бойни будет так мало пригодных молодых людей… а тут сорок тысяч гектаров!»

— Cherie [24] Дорогая ( фр .). , — сказал он, — если бы капитан взял дробовик и подстрелил несколько жирных голубей, а ты заполнила корзину трюфелями — их еще можно отыскать, — какой ужин был бы у нас сегодня!

Сантэн радостно захлопала в ладоши, но Анна, красная от негодования, взглянула через стол.

— Анна пойдет с тобой, для приличия, — торопливо добавил граф. — Нам ведь не нужен скандал, верно?

«Может, это заронит какие-то семена, — подумал он. — Если они еще не зреют. Сорок тысяч гектаров, merde!»

Свинью звали Кайзер Вильгельм, или сокращенно Малыш Вилли. Это был пегий боров, такой громадный, что, когда он брел к дубовому лесу, Майклу вспомнился гиппопотам. Его острые уши падали вперед, на глаза, а хвост поднимался над спиной, как кольцо колючей проволоки, открывая очевидные признаки его пола, заключенные в ярко-розовый кожаный мешок, который словно сварили в масле.