Луи Буссенар - Приключения в стране львов

Победители тем временем оттачивали свои дрянные сабли, одобрительным хохотом поддерживая истязателей. Покрасневшие от крови палки опускались на спины несчастных реже и реже — мучители стали уставать.

Сунгойя дал знак. Все остановились, тяжело переводя дыхание. Посудины с пивом пошли по кругу. Стар и млад, женщины и дети с жадностью поглощали пьянящий напиток.

Воины покрепче — не раненные и не очень пьяные — подошли с поднятыми саблями к забору, к измученным, истерзанным, облитым кровью пленникам.

Французы поняли. Изверг, которому они сами же помогли одержать победу, собирается отдать приказ о массовых убийствах.

Этого они выдержать не могли.

Оба бросились к негодяю и принялись уговаривать не омрачать победы гнусной жестокостью.

— Ты жил с белыми, — пытался образумить его Барбантон, — ты видел, что они щадят побежденных. Убивать пленного — низость, и если ты хочешь править своим народом по примеру европейцев, то должен перенять их обычаи. Я тебе помог одержать победу и в награду прошу пощадить этих людей.

— Мой друг говорит дело, — с важностью вмешался Фрике. — Пленных нельзя убивать. Если ты это сделаешь, мы сейчас же уйдем и призовем проклятие на твою голову.

— Что же делать? — возразил плут-король на ломаном французском. — Кормить их я не могу — нечем. Отпустить? Они завтра же нападут опять. Продать их в рабство тоже нельзя: вы же сами, белые, этого не позволяете и вешаете тех, кто рабов покупает. Единственный выход — убить врагов. На моем месте они сделали бы то же самое. И вождь должен умереть первым. Всегда нужно лишать жизни того, на чье место садишься. Назад не возвращаются только мертвецы. Вы же, если хотите остаться моими друзьями, не вмешивайтесь в наши дела и уважайте наши обычаи. Я здесь единственный повелитель.

Тиран взмахнул саблей над поверженным королем и снес ему голову одним ударом.

Это послужило сигналом.

За каждой жертвой уже стоял палач. На головы полутысячи куранкосов опустилось отточенное железо.

Но не все палачи-победители оказались такими ловкими, как их «достойный» вождь. У многих сабли не перерубили позвонков пленников или врезались им выше шеи, в череп. Последовали новые взмахи, новые удары. Слышались нечеловеческие крики, ужасное хрипение.

Кровь брызгала из перерезанных артерий, окатывала заплечных дел мастеров, обливала землю, забор. Образовалось кровяное болото.

Возмущенные союзники по сражению с отвращением повернулись и направились в свою хижину.

Они не присутствовали при дальнейшем изуверстве, когда из тел казненных вырывались внутренности, и дикари, опьяненные вином и кровью, пожирали еще живые трепещущие сердца.

Не желая дольше ни минуты оставаться с людоедами, европейцы принялись укладываться.

Барбантон проклинал свое бегство с «Голубой Антилопы» и объявил, что вернется на яхту, несмотря на присутствие там жены. Весь его воинственный пыл исчез. Изнанка воинской славы предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе.

Потрясенный жандарм скинул мундир, сунул саблю в чехол из зеленой саржи и, переведя дух, сам себя, в качестве главнокомандующего, уволил в отставку.

Верный сенегалец, встревожившись, пришел навестить своих хозяев, которых давно не видел.

Лаптоту тоже не по нраву была эта бойня. Он успел стать достаточно цивилизованным, общаясь с европейцами, и поэтому наотрез отказался участвовать в кровавой оргии, чем вызвал недовольный ропот туземцев.

Французы решили возвращаться домой речным путем, но негры, которые могли послужить носильщиками и гребцами, оказались мертвецки пьяны.

Пришлось отъезд отложить.

Настала ночь.

Они поужинали на скорую руку рисом с овощами, испеченными в золе, и легли спать. Сон был тревожный, кошмарный. На всякий случай каждый положил подле себя винтовку. Но за ночь ничего особенного не случилось.

Взошедшее солнце осветило поселок, уже успевший принять почти обычный свой вид: трупы были убраны, о сражении и бойне напоминали только опрокинутые кое-где хижины, выломанный забор, следы пуль на деревьях и еще не просохшие широкие лужи крови.

Сунгойя, протрезвевший, но сильно помятый с перепоя, как хороший сосед, заглянул проведать своих друзей-французов.

Он облачился в английский генеральский мундир, тот самый, в котором красовался вчера его соперник.

Барбантон набросился было на монарха с упреками за вчерашнее, но благоразумный парижанин сразу его перебил.