Луи Буссенар - Приключения в стране тигров

— Не плачь, ну не плачь же! Расскажи лучше, что случилось. Может, я смогу тебя утешить. Как жаль, что здесь нет «базара игрушек», а то купил бы тебе барабан, рожок или бильбоке note 1— и ты бы успокоился.

Ребенок не понял, иностранных слов, но почувствовал их неподдельную ласковость. Он поднял на пришельца свои большие черные глаза и продолжал плакать — безмолвно, без рыданий, даже без вздохов.

По детскому взгляду, полному неизбывного отчаяния, путешественник догадался, что горе у ребенка настоящее, большое.

— Слушай, — продолжал он, — так нельзя. Кричи, ори, катайся по земле, делай что угодно, но только не плачь этими ужасающе тихими слезами. Ты плачешь как мужчина. И это переворачивает мне душу. Впрочем, я и сам не так давно ношу усы и не забыл еще, что в детском возрасте можно переживать серьезное… о, очень серьезное несчастье.

— Не говорит ли здесь кто-нибудь по-французски? Или хотя бы по-английски? — обратился он к толпе. — Нездешнему я еще не успел выучиться — в Бирму note 2приехал только что из Парижа. Не ближний свет.

— Я могу, — раздался чей-то голос. — Мальчик плачет действительно от большого горя. С ним случилась ужасная беда.

К путешественнику подошел высокий и тощий индус, бронзовый, как дверь пагоды note 3. Голову его украшала громадная белая чалма. Он отдал честь по-военному и прибавил:

— Здравствуйте, сударь.

— Здравствуй, друг. Ты вполне прилично говоришь по-французски. Где научился? Вокруг лишь затерянные берега Иравади note 4.

— Я индус, французский гражданин, из Пондишери note 5. Служил при губернаторе, знаю, как обращаться с оружием, умею вкусно готовить. Охотно готов услужить вам. Французов люблю, а англичан — ненавижу.

— А что ты здесь делаешь, прости за нескромность?

— Так себе… прохлаждаюсь.

— Ну, не бог весть какое занятие. Отправляйся лучше со мной. Я пробираюсь в Мандалай note 6, может быть, еще дальше. Будешь моим переводчиком. Вознаграждением, ручаюсь, останешься доволен. Согласен?

— Сударь, я очень рад.

— Превосходно. Вступай же в должность и объясни наконец, о чем плачет этот мальчик.

— Ах, сударь, такая страшная история. Мальчика зовут Яса. Он был единственным сыном у матери, души в нем не чаявшей. Жилось ему хорошо. Но два дня назад несчастную подстерег у источника, утащил и съел Людоед. Яса, оставшись сиротой, оплакивает мать. Вот и все.

— Бедное дитя! — прослезился иностранец. — А кто такой Людоед?

— Старый тигр, когда-то отведавший человеческого мяса и с тех пор…

— Я знавал крокодилов, имевших с Людоедом одинаковые вкусы. Для них это плохо кончилось. Впрочем, продолжай.

— За полгода Людоед загрыз пятьдесят человек.

— Значит, по два человека в неделю. У него хороший аппетит. Но неужели не нашлось ни одного храбреца, чтобы пробить ему шкуру?

— Здесь редко кто решится помериться силой с тигром.

— Да? Познакомьте меня с вашим Людоедом и я берусь с ним потягаться.

Индус оживился. В глазах по загорелся мрачный огонь. Он обратился к толпе и сказал по-бирмански:

— Это француз. Он убьет Людоеда.

Ответом послужили лишь недоверчивые возгласы и даже смех.

— Скоты! — пробормотал с презрением храбрец, задетый за живое. — Как телята дают себя съесть и еще издеваются над тем, кто хочет избавить их от лютого зверя. Не ради вас, а ради этого малыша я примусь за дело и отомщу яа его погибшую мать.

Туземцы, конечно, не поняли слов молодого человека и продолжали смеяться.

— Смейтесь, дурачье, смейтесь. Посмотрим, что скажете завтра, когда тигр будет мертв. А за это я, Фрике, парижский гамен и путешественник, — ручаюсь.

Он взял ребенка за руку.

— Пойдем со мной, маленький мужчина, мы совершим великую месть вдвоем.

Мальчик понял только фразу индуса: «Он убьет Людоеда». Слезы у него разом высохли, в глубине черных зрачков загорелся боевой огонек. Сирота не спускал глаз с незнакомца благородного мстителя за любимую мать.

Парижанин растолкал толпу и под ироничными взглядами зевак вошел в хижину, где под присмотром двух негров хранился его скарб, торопливо набросил карандашом пару строк на белой бумаге, вложил листок в непромокаемый конверт и отдал одному из чернокожих.

— Отнеси и завтра возвращайся назад.

В записке было несколько слов.