Клайв Касслер - Айсберг

— И что я должна там найти?

— Ничего, совсем ничего. Всех их арестовали. — Питт допил и поставил стакан. — На всем этаже остались только мы с вами. Любезность со стороны НРУ. Вы моя небольшая премия за оказанные услуги. Хотите вы или не хотите, но ваша душа от Рондхейма перешла ко мне.

Комната покачнулась: Кирсти поверила Питту. Она гадала, почему Рондхейм не связывается с ней, почему не зашел, как обещал, Келли, почему уже два часа не звонит телефон и никто не стучится в дверь.

Признав случившееся, она постаралась взять себя в руки.

— Но… а что же я? Меня тоже должны арестовать?

— Нет, НРУ знает о вашем новом статусе. Там сложили два и два и пришли к выводу, что Рондхейм вас шантажировал. Подумывали, не привлечь ли вас как соучастницу, но я отговорил.

Кирсти осторожно положила пистолет на стол. Повисло неловкое молчание. Наконец Кирсти взглянула на Питта и сказала:

— Какова цена? У всего всегда есть цена.

— Она небольшая, учитывая ваши ошибки… загладить которые не могло бы и все ваше состояние. Но вы можете вытереть доску и начать новую жизнь «с чистого листа». Я хочу только, чтобы вы гарантировали тесное и длительное сотрудничество «Файри лимитед» с НПМА.

— Еще что?

— В базе данных в компьютерах Келли достаточно сведений для сооружения нового зонда. От имени адмирала Сандекера заявляю, что он был бы рад, если бы вы возглавили проект.

— И все? Больше ничего? — недоверчиво спросила она.

— Я сказал: цена невелика.

Она смотрела прямо на него.

— Как я могу быть уверена, что завтра, через неделю, на будущий год вы не решите потребовать свой процент?

Глаза Питта стали ледяными, голос тоже.

— Не ставьте меня на одну доску со своими прежними партнерами. Меня никогда не привлекали массовые убийства и разрушения. Ваша тайна у меня в полной безопасности. Еще надежней, чем у НРУ… а уж там-то позаботятся, чтобы ни один репортер на пятьдесят футов не смог подойти к Келли, Рондхейму и Ибарре.

Она колебалась.

— Простите. Мне искренне жаль. Что еще я могу сказать?

Питт не ответил, просто посмотрел на нее.

Она повернулась и посмотрела за окно, в парк. Башни «Волшебного замка» были освещены, как торт на день рождения. Семьи исчезли. Теперь по парку бродили молодые пары, держась за руки и дыша фантастической романтической атмосферой.

— Куда вы отсюда направитесь? — спросила она.

— После небольшого отдыха вернусь в Вашингтон и займусь новым проектом.

Она повернулась к нему.

— А если я попрошу вас вернуться со мной в Исландию и войти в мой совет директоров?

— Я не гожусь в члены совета директоров.

— Но у меня должен существовать какой-то другой способ выказать свою благодарность.

Она подошла к Питту и остановилась перед ним. На губах возникла понимающая улыбка, глаза стали мягкими, на лбу выступила легкая испарина.

— Я все сделаю как вы хотите. — Она подняла руку и коснулась его побитого лица. — Завтра встречусь с адмиралом Сандекером и согласую наши общие усилия. — Кирсти помялась, потом сделала шаг назад. — Однако в ответ я должна попросить небольшое вознаграждение.

— Какое именно?

Она распустила пояс, сбросила кимоно и стояла в классической позе обнаженной женщины.

В электрическом свете она походила на совершенную бронзовую статую. Полные губы чуть приоткрылись в нетерпении и возбуждении. Фиалковые глаза молчаливо приглашали. Черты лица и тело нельзя было назвать иначе как великолепными. Это был тщательно воздвигнутый памятник успехам медицины.

— Можете считать это комплиментом, — сказала она хрипло, — но я ни на минуту не поверила, когда вы изображали гея.

— Надо самому быть геем, чтобы понять это.

Она побледнела.

— Я вовсе не гей.

— Вы холодная, расчетливая ведьма.

— Нет!

— Кристиан Файри был человеком и любил все человеческое. В вас произошли не только физические, но и эмоциональные перемены. Вы просто используете людей и выбрасываете, когда они перестают приносить пользу. Вы холодны. А еще вы больны.

Она покачала головой.

— Нет… нет! Я изменилась. Да. Но я не холодная… нет. — Она протянула к нему руки. — Позвольте доказать это.

Они стояли посреди комнаты, молча глядя друг на друга. Потом она увидела выражение лица Питта и медленно опустила руки.

Ошеломленная, она изумленно, со странным напряженным вниманием смотрела ему в лицо.

Оно стало холодным и угрожающим. Лиловые синяки, опухшая плоть, зашитые разрезы — все это сложилось в маску страшного отвращения. Питт больше не видел ее красоты. Он видел только аморфный, безликий пепел вместо того, что когда-то было человеком. Видел Ханневелла, умирающего на пустынном берегу. Вспомнил лицо капитана судна на подводных крыльях, когда тот исчез в огне. Вспомнил боль Лилли, Тиди и Сэма Келли. Он знал, что Кирсти Файри отчасти виновна в их страданиях и даже смерти.