Николай Анов: Гибель Светлейшего

Разбитая деникинская армия отходила на юг.

Олег смотрел в окно на бесконечные обозы, тянувшиеся по грязной проселочной дороге. За телегами и тачанками брели измученные беженцы. Высокая пышноволосая женщина в новом каракулевом манто, подпоясанном простой бечевкой, осторожно несла в одной руке глиняный кувшин с молоком, а в другой небольшой узелок. Накинув на плечи пушистый клетчатый плед, шагал седой длинноволосый старик профессорского вида. Он нес полуоткрытый саквояж, набитый книжками. Тяжелый мешок тащил на могучей спине высокий бородач в длиннополой забрызганной рясе.

«Батюшка!» — подумал Олег и почему-то вспомнил законоучителя гимназии. Но отец Борис был худощавый, невысокого роста и бороду подстригал аккуратным квадратиком. Может быть, и он сейчас идет где-нибудь за обозом отступающей армии, спасаясь от красных. И у него ряса так же забрызгана до самой спины.

— Пи-ить! — простонал отец, умиравший на широкой, высокой кровати.

Олег встрепенулся и торопливо поднес жестяную кружку с водой. Больной смотрел воспаленными глазами на розовое веснушчатое лицо сына и не узнавал его. Ночью он бредил и держал Олега за рукав гимназической куртки, словно опасаясь, что сын может исчезнуть.

Умер отец рано утром. За окном по-прежнему проходили обозы и шагали беженцы — неуемные искатели тихой пристани.

Олег разглядывал заострившийся нос покойника и впалые щеки, заросшие грязной щетиной. Он никак не мог смириться с мыслью, что все уже кончено и отец больше никогда не встанет. Это было чудовищно. Гимназист вытирал кулаком слезы.

Потом пришел хозяин хаты Микола Крапива, высокий хохол с роскошными усами. Он покрутил неодобрительно головой и стал громко и нехорошо ругаться.

Последующие события происходили как во сне. Отчетливо запомнились похороны. Гроб сколотили из старых фанерных ящиков. На одной доске уцелели черные продолговатые буквы «брутто».

Яму под старой вишней в огороде копал Олег, но жадный Крапива все же потребовал за нее часы — единственное наследство, отцовские мозеровские часы. Крапива готов был обобрать гимназиста до нитки. И он осуществил бы свое намерение, если бы не появился неожиданный спаситель — Сергей Матвеевич Гроза-Волынский, молодой чернобровый актер в бархатном берете, похожий на итальянца. Нос у него был тонкий, с легкой горбинкой, а глаза лукавые и черные, как маслины.

— Довольно колбасы! — воскликнул он и для большей убедительности доброармейского жаргона извлек из кармана блестящий пистолет.

Догадливый Крапива упал на колени. Сергей Матвеевич небрежно опустил часы в карман. Гимназист взглянул в последний раз на свежую могилу отца и последовал за своим спасителем.

Сергей Матвеевич не отдал Олегу отцовских часов, но это не помешало утверждению нового знакомства. Юноша рассказал Грозе-Волынскому печальную эпопею своего отца, уездного нотариуса Девятова, бежавшего от большевиков и нашедшего вечное успокоение в огороде Миколы Крапивы.

— Я теперь остался совсем один, — закончил Олег свой рассказ. — Мать поехала с сестрой к тетке в Петроград.

Сергей Матвеевич взял гимназиста под свое покровительство, и дальнейший путь они, не сговариваясь, решили совершать вместе.

Олег не мог объяснить своему новому знакомому, зачем он плетется за отступающей белой армией. В Крым стремился его отец, жаждавший спокойной жизни без большевиков. Олегу было безразлично, в какую сторону шагать. И если бы Гроза-Волынский пошел не на юг, к белым, а повернулся на север, к красным, гимназист последовал бы за ним и туда. В Петрограде, у тети Веры, жили мама с Сонечкой, а в Крыму не было ни одного знакомого.

Сергей Матвеевич торопился к Черному морю. Он рассчитывал устроиться в севастопольском театре, и осиротевший Олег, не долго раздумывая, присоединился к нему. Так бездомный пес, потерявший хозяина, бежит за первым приласкавшим его человеком.