Николай Анов - Гибель Светлейшего

Николай Николаевич топил железную печку плотными листами, вырванными из валявшейся на полу книги, и готовил ужин. Олег рассказал про смерть отца во время отступления деникинцев, про встречу с Грозой-Волынским, про «Бюро частной связи», про Севастополь, про морское путешествие на шаланде Никифора, про Одессу.

Потемкин слушал с жадным вниманием.

— Но вы же настоящий герой! — воскликнул он, когда Олег закончил свой рассказ.

— Я хотел скорее пробраться к матери.

Хозяин разделил котлеты из картофельной шелухи на две равные порции и протянул гостю обе тарелки:

— Выбирайте любую!

— Мне все равно, — сконфузился Олег.

Никогда еще гимназист не ужинал с таким аппетитом. Хозяин разошелся и завершил пир настоем шиповника с сахарином. После он закурил трубку, набив ее вместо табака сушеной крапивой, и, разомлев, начал клевать носом.

Надо было идти. Олег поднялся и стал прощаться.

— Ну, что же, приходите завтра, накормлю, — подумав, пригласил Потемкин, протягивая руку гимназисту. — Только не раньше пяти часов вечера. Днем я занят, хожу на службу.

— Спасибо, — поблагодарил Олег, надевая фуражку. — Я приду.

Олег торопливыми шагами возвращался в Лесной. Он спешил, боясь, что глухая старушка заснет, и тогда невозможно будет попасть в квартиру. Несмотря на поздний час, некоторые жильцы дома не спали. Во дворе, перекопанном под огород, они собрались кучкой и шумели. На одной из крохотных грядок кто-то выдернул зеленый лук.

— Это Митька Капустин! — кричал Яшка. — Митька!

Тут Олег увидел Яшкиного отца. Высокий сутулый инвалид с лихорадочным блеском глаз и чахоточным румянцем на впалых щеках, размахивая костылем, возмущался:

— Что же это такое, товарищи! Последнюю рубаху сменял чухонцу на тридцать головок, сажал, трудился… И украли!.. Да это хуже людоедства. Только живодер способен на такую подлость! А если Капустин тут личную месть разводить думает, так я еще не умер окончательно… Я еще живой, могу за себя постоять! Рано он меня хоронит, спекулянт несчастный.

— Беги, доноси! Иуда! — надрывалась жена Капустина. — В чужую квартиру въехал!

— Я иуда! Граждане, это что же такое непонятное? Товарищи!.. — Яшкин отец долго и надрывно кашлял. Все притихли, прислушиваясь к хриплым звукам в его груди.

В наступившей тишине прозвучал сочувственный голос:

— Ты не расстраивайся, Иван Семенович! Тебе вредно при твоей болезни. А покражу возместить можно будет.

Низкорослый мужчина в подтяжках поддержал:

— Тридцать головок наберем коллективом, товарищ Клюкин, и пересадим в твою грядку.

— Мне чужого не надо, Макарыч, я рабочий человек, а не нищий! — строго сказал Иван Семенович и снова схватился за горло.

Олег заметил, что инвалид кашляет кровью.

Жильцы переглянулись и молча стали расходиться по подъездам. Во дворе остались пять человек — Яшка, его отец, мать, Олег и Макарыч.

— Ну, зачем ты спускался, Семеныч? — сказал Макарыч с досадой. — На шестой этаж и здоровому человеку подняться тяжело, а для тебя с твоей раненой ногой да гнилыми легкими — чистая гибель.

— Ты меня не хорони, Макарыч! — задыхаясь, заговорил Иван Семенович. — Иван Клюкин еще Врангеля кончать будет. Юденича кончил, теперь барону очередь подошла. Правду я говорю, Феня? — обратился он к жене.

— Пойдем, пойдем, Ваня! — взмолилась Феня и закинула руку мужа на свое плечо.

С другой стороны ему помог Макарыч. Олег и Яшка шагали сзади.

Они вошли все в подъезд, и Иван Семенович, поднявшись с помощью своих спутников до площадки первого этажа, присел на ступеньку лестницы передохнуть.

— Если б не белые генералы, я бы сейчас разве такой был? — говорил он. — Я здоровущий, как бык… За всю жизнь ни разу не болел. Работа литейщика известная, а мне хоть бы что. Крепкий был… А вот сдал. На Архангельском фронте простыл. Воспаление легких, а теперь, говорят, чахотка. Я докторам не верю. Врут. Все от недостатка питания… А эта сволочь лук украла. Подумать только — тридцать головок!..

Иван Семенович утомился говорить. Он посидел молча несколько минут, переживая свое горе, и сказал слабым голосом:

— Ну, пошли!

И снова с помощью Макарыча и жены Яшкин отец, с трудом передвигая ноги, поднялся на лестничную площадку следующего этажа и здесь опять присел на ступеньку, чтобы сделать необходимую передышку.