Александр Бруссуев - Кайкки лоппи

— Гран мерси!

Ответом было только шуршание радиопомех.

— Мерси боку! — добавил он уже спокойным голосом.

Внезапно из рации, перекрывая шелест, раздалось несколько слов:

— Алягер ком алягер, камрад.

— Иль де Франс? — спросил Джон, надеясь, что его поймут лучше, чем он сам себя.

— Уи, камрад.

— Сэ си бон, камрад. Бонжур.

— Оревуар.

Урки удивленно посмотрели на Джона

— С кем это ты разговаривал? — спросил Делафуэнто.

— Надеюсь, что не с сомалийцами.

Судно постепенно достигло глубины, не коснувшись ни разу мели, и развернувшись, пошло прочь от негостеприимного берега.

— Ты просто, как лоцман! — сказал Джон второму штурману. Тот от гордости надулся, как воздушный шар.

Действительно, вывести судно, не зная фарватер, это чудо. В данном случае — филиппинское чудо.

Пока они разворачивались носом вперед, все дальше и дальше удалялась от них быстроходная океанская яхта, на корме которой висел французский флаг.

На баке, когда туда прибежали Джон, моторист и ОэС, было, словно после атомного взрыва: тела, тела и снова тела. На расчищенной площадке между якорными лебедками лежали Юра и Пашка, по бокам сидели, уставившись в никуда, боцман и повар.

Пашка открыл глаза и сощурился на солнце:

— А, это вы! Я-то думал, что все, хана, — он попытался облизнуть сухие губы. — Может, водички организуете?

Потери экипажа были незначительны на фоне десятков трупов сомалийцев. У повара исчезла верхняя часть правого уха, словно ее бритвой срезали. Что характерно, кровь нисколько не шла, будто так и должно было быть, организм просто избавился от некоторой необязательной и лишней своей части. Пашке накрутили две мощные шины, обеспечив неподвижность костям. Его на носилках утащили в санитарную каюту, где было все необходимое для того, чтобы лишенный возможности передвигаться человек не испытывал мук совести и тела, справляя естественную нужду. Юре досталось больше всего. Сквозную рану на груди перевязали, как умели, голову тоже. Но он иногда так же впадал в беспамятство и совсем не выносил свет. Скудных медицинских познаний — что делать — было недостаточно. Если не считать синяков и ссадин, то остальные остались здоровыми и невредимыми. Кадета в расчет как бы уже не брали — он умер довольно давно.

В то время как матросы занимались размещением раненных, Джон и моторист превратились в похоронную команду. Оставлять на палубе тела нельзя было ни в коем случае. И дело тут было не в санитарной гигиене.

Джон слегка беспокоился, что их действия могут легко просматриваться с космоса, но ждать темноты был не в силах. Они сбросили все тела сначала на главную палубу, а потом, благо фальшборт был обозначен только трубами, и до воды было не больше метра, спихивали трупы прямо в море. Убедившись, что они не остаются плавать, как ориентиры для любых пролетающих самолетов, парни уже не отвлекались ни на что, тупо сталкивая бандитские останки на корм крабам.

То, что некоторые бандиты еще стонали и пытались шевелиться, в расчет не брали. Пленных быть не должно. Все прекрасно понимали, что в противном случае на снисхождение ISPS рассчитывать не приходится. И так-то их дальнейшая судьба была настолько неясна, что даже загадывать не хотелось.

Джон подсчет пиратам, ставших жертвами их восстания, не вел. Запретил это делать также и мотористу. Освободив палубу, они полезли в краны. Там нашелся один недобитый черный парень, который, несмотря на потерю крови и пулю в шее, вдруг зашевелился и достал нож. В глазах его не было ни тени разумной мысли, поэтому они с облегчением вздохнули, когда тот, вяло размахивая ножом, двинулся к люку из крана, куда и упал, жестоко ударяясь по пути вниз обо все скобы и выступы.

Контроль над трюмами уже делали все сообща, держа наготове один оставшийся с патронами автомат. Вентиляторы, пока судно стояло обесточенным, конечно же, не работали, поэтому любой самый тупой негр не рискнул сунуться в судовые недра, не рискуя потерять сознание от удушья. В трюмах, излюбленном месте пряток арабских и африканских стовэвэев, было пусто, только контейнера с нетронутыми пломбами.

А повар, с повязкой, как у Щорса, придумал ужин. «Немножко крупы перловой, немножко коры дубовой, немножко болотной жижи — солдат не умрет голодным». На самом деле он по совету старпома вытащил из совсем неразграбленного фрифолл-бота пакеты индивидуального питания, спрятанные там на случай покидания судна. Это были завернутые в вакуумную упаковку из фольги прессованные питательные вещества. Отдавали они некоей слащавостью, и собаки их считали лучшим из деликатесов. На «Педигри» и «Чаппи» они плевали, но вот за брикет с морским кормом готовы были позакладывать все имущество своих хозяев.