Александр Бруссуев - In vinas veritas

Мы с Сергеем ездили в морг, где лежало тело нашего друга. За совсем несимволическую плату мы смогли после полуночи получить доступ в эту юдоль скорби. Огромное распухшее тело, как у борца сумо, вместо лица — месиво, даже ушей не было, полбедра оторвано. Чем же в них стреляли? Запах тлена повсюду.

Несколько прийти в себя удалось лишь на квартире у знакомого. Съели уже пару бутылок водки на четверых. Но хотелось больше.

— Пушича убили сразу. У него от головы вообще ничего не осталось, идентифицировали по пальцу на правой руке — тот у него еще в детстве был травмирован специфическим образом. А Олега определить не могут до сих пор. Он ведь попытался свалить, когда прозвучал первый выстрел. Но на одной ноге далеко не убежишь, когда из другой большая часть картечью, дробью или пес его знает, чем было вырвана. Тут его и добили. Ух, какие же они гады! Какого человека жизни лишили! — рассуждал Сергей.

Мы пили водку, вытирали слезы, мы прощались навеки с нашим другом.

— А, знаешь, Серега, ведь когда Олега застрелили, я ослеп. Потерял на время возможность видеть, — кручинился я.

— И вряд ли мы с тобой сможем узнать когда-нибудь, кто все это злодейство совершил. У нас остается лишь одна наша память. Будем помнить всегда. Прости нас, Олег, не смогли мы уберечь тебя, — тряся головой, вторил мне Сергей.

На следующий день я поехал к Олегу домой, на Московский проспект. Ох, и разрывалось же сердце, когда разговаривал с Татьяной и родителями Олега! Отец тоскливо качал головой:

— Теперь и телефон у нас прослушивается. И из дому не выйти — слежка. А кто этим занимается — не известно. Менты хоть чем-нибудь поделиться не считают нужным. Хамят, гады, гонят домой. И когда похороны? Почему такие секреты о нашем горе?

Я, нищий и убитый горем, решил, что лучше мне пока ехать домой. Когда тело, наконец-то отдадут родным для погребения, приеду.

Шел к метро, как в коматозе, все какие-то обвинительные речи в мыслях прокручивал. Но когда уже купил билет на автобус, нечаянно заметил поблизости невысокую и невзрачную на вид тетю. Она передо мной шла к метро по Московскому проспекту. Реакция организма опередила мысль. Меня моментально бросило в жар, лоб покрылся крупными каплями пота. Я очень испугался. Хотя, если разобраться, то чего? Подумаешь, следят за моими перемещениями. Ни в каком криминале я не замешан, секретов и военных тайн не знаю. Пусть себе следят, если нравится.

Вот и минуло с тех пор много лет, изредка забегаю на могилу помянуть друга, но кто приговорил его к смерти и за что — так и остается тайной.

— Спи спокойно, Олег! Настанет время — и мы обязательно встретимся. Не скоро, надеюсь, но тем не менее. Ты уже перешагнул, не по своей воле, конечно, тот барьер, что неодолимо разделяет мир живых и мир после смерти. Ну, а мне еще детей растить надо, в Англию вот сегодня лететь предстоит. Помоги, чем можешь, если будет что в твоей власти, друг.

Внезапно прозвенел мобильник и хамовато-строгий голос произнес:

— Это Геннадий Сергеевич говорит. Как у тебя дела?

Лихорадочно пытался вспомнить людей с такими позывными, но безуспешно. Но переспрашивать, кто же это звонит, постеснялся.

— Здравствуйте, Геннадий Сергеевич. У меня все в порядке.

— Ничего не забыл?

Я в недоумении не мог подобрать слов:

— Да, вроде бы, нет.

— Через два часа чтобы был на регистрации!

И отключился.

Что за беда? Женится сегодня, кто-нибудь? А мне цветы надо было не забыть купить? Я хлопнул себя по лбу: я ж улетаю днем!

Прикоснулся на прощание к влажному и прохладному мрамору, надел кепку и пошел по направлению к государственной границе.

В аэропорту по ПиТиЭй получил два билета эконом класса, поболтался туда-сюда, старпом не появляется. Время регистрации перевалило за половину. Моего штурманского собрата не видать. Звоню Гешке, тот, подлец, вне зоны действия сети. Сходил, сдал багаж. По трансляции объявляют, что до конца регистрации остается девять десятых секунды. Я в замешательстве стою перед стойкой.

— Молодой человек, вы в Лондон летите? — спрашивают меня девушки в форме.

— Надеюсь, что да.

— Так давайте скорей Ваш билет.

Я протянул свою книжечку и сказал:

— Вообще-то, у меня два билета. На меня и еще на моего коллегу. Мы моряки, летим на контракт.

— Оставляйте у нас билет Вашего друга и идите на посадку.

Я мысленно махнул рукой, в конце концов, Стюарт хлопотал ради меня, и отправился к прочим пассажирам. В самолет пока еще не допускали, люди приглушенно переговаривались, у всех были сложные и донельзя значительные лица. Каждый словно ощущал свою важность. Я в своей полумокрой курточке несколько выделялся из коллектива.