Збигнев Домино - Блуждающие огни

— И ты мне говоришь об этом только сейчас?

— Я не хотела, чтобы ты подумал, что я напрашиваюсь на замужество. Ты рад?

— Ах ты, женушка моя!

Он целовал ее губы, заплаканные глаза, уткнулся в ее волосы. Нет! Такого чувства Рейтар еще никогда не испытывал, и, чтобы скрыть охватившее его волнение, он зарылся лицом в подушку. Нервы…

Ольга доверчиво спала рядом с ним, дышала ровно и спокойно. Рейтар не мог заснуть. Жена. Ребенок. Кевлакис. Кровь. Элиашевич. Отец. Мать. Сестра. Запад. Лупашко. Молот. Бурый. Тюрьма. Смерть. Предательство. Доллары. Сыночка на коня посажу, держись за гриву. Дочка, голубая ленточка, кукла с оторванной ногой. Не стреляй, Элиашевич. Смерть. Кровь. Кровь. Кровь.

Рейтар со стоном переворачивается на другой бок. В сторожке тишина. За окнами светает. Буря по-прежнему не утихает, ветер, гуляет, шумит в ветвях деревьев, завывает за стеклами небольшого окошка.

Четыре сформированные заново боевые группы Рейтара разошлись по указанным районам и углубились в лес, от Рудского, через Верчень Дужы, до самой Радзивиллувки, что недалеко от государственной границы. Угрюмому достался самый многолюдный и опасный район — окрестности Рудского леса. В его группу входило пять человек, которых он должен был в соответствии с решением Рейтара разместить по зимним квартирам.

И вот тогда-то он решил завербовать «дезертира», который вот уже несколько недель бродил по Рудскому лесу, как бирюк-одиночка, сторонясь людей и умело заметая за собой следы. О нем Угрюмый узнал от своего надежного человека Дорника, с которым «дезертир» пытался познакомиться поближе. Угрюмый велел Дорнику, как только «дезертир» снова появится у него, под любым предлогом задержать его и дать знать. И вот от Дорника поступило известие, что у него в доме находится тот «дезертир». В таких делах Угрюмый не медлил и относился к ним серьезно. Он тотчас же собрал группу, и через полчаса они уже были на месте. Чуть было не дошло до стрельбы, потому что чуткий, как олень, «дезертир», услышав стук в окно, схватил автомат, юркнул на чердак и затаился там. Однако Дорник, выйдя в сени и увидев в дверях мощную фигуру Угрюмого, нарочно заговорил с ним как можно громче, чтобы сидевший на чердаке не наделал глупостей и понял, что это не солдаты и не милиция, а свои. Вскоре «дезертир», держа оружие наготове, спустился в сени и осторожно вошел в комнату. Угрюмый сидел за столом рядом с хозяином и курил, а у самых дверей затаился Сокол, которого тот не видел. Дорник произнес:

— Да входите же смелей. Не бойтесь, это настоящее Войско Польское, от Рейтара.

«Дезертир», не оправившись еще от испуга, попытался улыбнуться, но по-прежнему не отходил от стены.

— Не бойтесь.

Угрюмый встал и протянул «дезертиру» руку:

— Хорунжий Угрюмый.

— Янковяк, — ответил «дезертир» и, переложив автомат в левую руку, правую подал Угрюмому.

Тот резким движением рванул его на себя, а левой рукой ударил изо всех сил в подбородок. Хотя «дезертир» и был здоровым парнем, но, получив классический нокаутирующий удар, отшатнулся назад и растянулся на полу. Угрюмый поднял выпавший у него из рук автомат.

— Обыщи его, — коротко бросил он Соколу.

Тот начал ловко выворачивать карманы, ощупывать рукава, воротник и подкладку пиджака. На «дезертире» был старый пиджак, бриджи и ботинки. Кроме грязного носового платка, ножниц, нескольких сигарет «Спорт», коробки спичек и военного билета на имя Янковяка, ничего не было обнаружено.

— Обувь, — рявкнул Угрюмый.

Сокол снял с лежавшего без сознания «дезертира» ботинки. Угрюмый осмотрел их профессиональным взглядом — ведь не зря до войны он был жандармом, — но никакого тайника в них не обнаружил.

— На шее у него висит какой-то кулон, — сказал Сокол.

— Покажи-ка. Да ладанка, обыкновенная ладанка.

— Ну и врезал, же ты ему! — удивился Сокол.

— Плесни-ка на него воды, — распорядился Угрюмый.

Хозяин зачерпнул ковшиком воды из ведра и плеснул «дезертиру» в лицо. Тот вздрогнул, спустя минуту сел и, полностью еще не придя в себя, осмотрелся вокруг. Угрюмый придвинулся к нему вместе со стулом и, помахивая у него перед носом пистолетом, спросил:

— Ну как себя чувствуешь, сопляк из органов?

— Вы о чем?

— Ладно, ладно. Не прикидывайся дурачком, видели мы таких. Говори, кто тебя к нам подослал, Элиашевич?

— Не понимаю, о ком это вы? Не знаю я никакого Элиашевича.

— Не хочешь говорить?

— А что я должен сказать? Хотите — спрашивайте. Что знаю, то и скажу.