Луи Буссенар - Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов

Поезд вышел из Портленда и благополучно прибыл в город Дале, где заканчивается речное судоходство по Колумбии. Все притоки этой обширной реки с бассейном восемьсот тысяч квадратных километров, то есть в полтора раза превосходящим территорию Франции, соединяются здесь в одно русло шириной одна тысяча двести метров. Но выше города оно сужается до ста метров, будучи сдавлено базальтовыми стенами, здесь глубина достигает местами тысячи метров.

Через этот единственный проток, без которого весь бассейн сделался бы внутренним озером, как это и было раньше, река Колумбия вбрасывает свои воды в Тихий океан.

Таких проломов, пробитых в Каскад-рэндже водами, стремящимися туда же, всего два — этот и еще один на севере, через который несется в океан река Фрейзер.

Андре едва успел все объяснить и показать своему другу, как поезд, адски качаясь и прыгая на скверно уложенных рельсах, взял направление на восток и покатился по бесконечной прерии вдоль левого берега реки.

Железная дорога будущего. — Валлула. — Салуны. — Чудовищная еда. — Обед пастора. — Поиски лошадей. — Маленькие люди любят большие вещи и рослых коней. — Лошадь Фрике. — Фрике отказывается от услуг незнакомца, предлагающего подсадить его на громадную лошадь. — Драматические последствия этого отказа. — Яростная, но непродолжительная схватка. — Полковник-кентуккиец шести футов ростом поколочен не слишком высоким парижанином. — Все хорошо, что хорошо кончается.

В то время, когда путешествовали наши герои, Северо-Западную железную дорогу еще не достроили, хотя и вовсю рекламировали. Отправившись в путь в Чикаго, можно было добраться до Бигорн-сити на реке Йеллоустоун, устремившись с запада на восток — до Валлулы. Оставалось проложить более одной тысячи двухсот километров рельсов между ними. Американцы, прекрасно знающие железнодорожное дело, с легкостью справились бы с этой задачей, но препятствие в виде Скалистых гор затрудняло и замедляло строительство, несмотря на обилие долларов.

Поезд, в котором ехали Андре и Фрике, неимоверно трясло, тем не менее он благополучно прибыл в Валлулу.

Служащие на железной дороге рассказывали, что в Валлуле полторы тысячи жителей, а года через три-четыре их число возрастет до двадцати. Пока это был маленький городок, хотя и явно расстававшийся с детством. Его обитатели сменили палатки и фуры на дома, по большей части кирпичные, стоявшие вдоль широких улиц с деревянными тротуарами, защищавшими от местной липкой грязи, известной под именем гумбо.

Три гостиницы давали кров тем, кто не вел собственного хозяйства, а таких было почти четыре пятых. В многочисленных салунах, или, проще говоря, кабаках, продавали замечательные напитки — невероятные смеси аптекарских и парфюмерных средств, столь милых американскому горлу. Были и три церкви разных христианских общин, которые, впрочем, редко кто посещал, а также два банка, тюрьма и суд.

Граждане Валлулы любили свой город, пребывая в уверенности, что это последнее слово цивилизации.

Фрике и Андре придерживались иного мнения: с трудом переправив багаж в одну из трех гостиниц, они едва смогли найти место в большой общей зале, где ели, пили, жевали табак и бешено ораторствовали жители нового города, разбившись на тесные группки.

Хозяйка-немка, крупная женщина, невозмутимая как корова, медленно обходила узкие длинные столы, покрытые грязными скатертями. Остановившись перед двумя заезжими иностранцами, она монотонно, на манер нюрнбергской куклы, проговорила:

— Солонина. Корнед-биф. Ветчина. Картофель. Десерт. Чай. Кофе.

По-английски, но с убийственным немецким акцентом. Друзья все-таки поняли, что им предлагали, оценив по достоинству столь блестящий набор блюд.

Но в ответ ничего сказать не успели, матрона тотчас исчезла. Через пять минут вернулась с дюжиной блюдечек, двумя грошовыми ножами, двумя железными вилками и куском пресного хлеба, похожего на кирпич.

Жаловаться не приходилось — друзьям подали не только предложенное хозяйкой, но и многое сверх того, о чем они и спросить не догадались бы.

Фрике окинул залу инквизиторским взглядом парижанина, умеющего подмечать мельчайшие подробности. Молодой человек сидел с самым степенным и важным видом, но в душе забавлялся. Уж очень курьезно выглядели эти «выдающиеся» горожане, prominent citizen, тыкавшие железными вилками в блюдечки, накладывавшие на тарелки груды еды, которую поливали горчицей и соусами, невероятно крепкими и острыми, и запихивали ее в рот посредством ножа и вилки.