Зоя Туманова - Алые снега

— Одет-то он хорошо, — сказал Искандер. — Унты, штормовка.

— И дорога хоженая.

— Да, дорога…

Оба, не сговариваясь, набавляли темп: размашистей шаг, чаще дыхание. И сразу вспыхнула боль в груди: высота!

Нельзя разговаривать. Дыши! Дыши!

Шагай ровнее! Шагай ровнее!..

«Вижж, вижж», — крахмально похрустывает снежная белая скатерть на морозе.

И вдруг, взвихрив снег, метнулась темная тень — и в сторону. Заяц?

Артем притормозил.

— Ты видел?

— Конечно, видел!

Постояли, прислушались. Опять все тихо. Треснуло вдали — где-то валится ледяной карниз в пропасть: звук привычный. Ветер молчит. Стынут горы, белыми клинками кромсают ослепительно-сумрачную синеву. От их вершин до твоих ботинок — белизна. Голубеет одна Димкина лыжня, и чуть приметно станцевали на белом заячьи перепуганные лапки.

Как ошпаренный, кинулся длинноухий вбок, в лощину. Зимой кормится он возле торчащего из-под сугробов кустарника. Грызет кору, тем и жив. Что ему делать здесь, где на километры ни былинки, ни веточки?

И ему и всем остальным нежданным гостям?

Тут есть какая-то загадка.

Снег, снег…

На склоне, открытом ветрам, — уплотнен, утрамбован, как асфальт. На крутом спуске — клубится за спиной лыжника белой тучей, ослепляет многогранным сверканьем, словно алмазная пыль

Снег, снег…

Каждый шаг болью отдается в груди. Вздох обжигает. Мороз сковывает пальцы.

…Шагай ровнее!..

Отпылал закат.

Горы — матовые, фаянсовые — вставали гряда за грядой. Где-то среди них Кумуш-Тау, не отличимая от других вершин в тусклом свете надвигающегося вечера. А за ней — уступами — спуск в урочище Агджи-Сай, в леса, где обитает зверье, неизвестно отчего стремящееся сейчас на безжизненные высоты.

А Димкин след все петляет, огибая ненадежные наметы снега над трещинами, шарахаясь от коварно нависших ледовых сбросов, выбирая путь, который не простреливается лавинами.

Искандер, вырвавшись вперед, встал поперек лыжни.

— Подожди! Смотри!

Вдали, в темном провале среди нагромождений натечного льда, блистала тускло-фиолетово светящаяся полоска.

— Лавина! — Артем чуть шевелил задеревеневшими на морозе губами.

— А почему свет?

— Обычное дело. Частицы снега движутся с большими скоростями, приобретают электрический заряд.

— Не это ли Димкино открытие? Артем пожал плечами. Летящая лавина светит слабо. А Димур, если судить по уверенной этой лыжне и еще по тому, что его до сих пор не нагнали, был недостаточно болен для ошибки таких масштабов.»

Значит, веря в свою правоту, взвесив значение слов, Димка пожелал Артему «успешной карьеры»?

Карьера! У Артема четыре научные работы, а диплом все еще не защищен и снова отложен из-за этой вот зимовки, из-за возможности самому облазить ледник, а не перебалтывать чужие наблюдения.

«Го-убчик, эта зимовочка, стало быть, немножечко повыше». Когда Дарницкий рекомендовал Артема начальником и научным руководителем высотной станции, профессор Суров кипел от возмущения: «Нонсенс, чепуха! Наука — и человек с незаконченным образованием!»

Подстегнутый горькими этими мыслями, Артем наддал ходу. Встречный воздух разрывал грудь. Сердце стояло где-то у горла.

…Словно шелест тысяч бумажных листов ворвался в уши. Грохот ударил в виски. Ветер сшиб дыхание. И весь мир закрыла белая мгла.

Медленно возвращалось ощущение своего тела — боль в подвернувшейся ноге, жгучая ссадина где-то возле уха, мокрый холод за воротником. Мысль ударила, подбросила: «Искандер!» Артем выгребся из сугроба, сел, вытирая залепленные белым очки.

Туго натянутый, словно сдерживающий слезы, голос поразил слух:

— Живой! Вот уж остряк несчастный! Лежит себе, а мы тут…

Голос был, несомненно, Димкин. И прямо над головой назойливо мельтешило что-то худое — явно, Димур, а рядом стоял Искандер, живой и целый, только припудренный снегом, — каждая жилочка в ладном его теле танцевала, весь он был взбаламучен пережитой опасностью, сверкал зубами, готов был гору своротить.

— Артем! Вставай! Если ушибло, на себе понесем, не бойся!

Оба они, помогая Артему подняться и счистить налипший снег, выступали беспокойным дуэтом.

…Димка приметил двигающиеся позади него фигурки минут за пять, до того, как их заслонила белая, стена, — соскользнула, ревя и рассыпаясь, с крутого склона.

Измотанный, он едва шел, а тут, круто развернувшись, вмиг подлетел к завалу — еще не успела осесть снежная пыль. Искандера Димка нашел сразу — отброшенный ударом ветра, поднятого лавиной, он лежал в полубеспамятстве, но скоро очнулся. Артема откапывали уже вдвоем. Разумеется, основная масса лавинного снега пронеслась мимо, иначе…