Василий Стенькин - Под чужим небом

В гостиных рядах они завернули в небольшой ресторан, из которого доносилась бурная музыка.

Таракановский обратился к Тарову по имени и потребовал, чтобы тот тоже называл его Семеном.

— Не терплю холодную официальность. Я, Ермак, человек простой, привык... Чего будем заказывать, — спросил он, оборвав фразу.

— Графинчик пшеничной, — сказал Таров, — и соответственно закуску.

Пока официант исполнял заказ, Таров и Таракановский с ироническими улыбками наблюдали за танцующими парами и вяло переговаривались.

— Не жалеешь, что приехал в родные края? — спросил поручик после второй рюмки.

— Нет, не жалею. В Петрограде и Москве нагляделся на большевистские порядки. Сыт ими вот так, — Таров провел ладонью по горлу.

— Просись на живое дело, — посоветовал Таракановский. — Чего в бумагах-то...

Еще выпили. Поручик хмелел все больше, им овладевала страсть бахвальства.

— Недавно я был в Троицкосавске, — рассказывал он. — Мы там ликвидировали большую группу красных... Я одним выстрелом прошивал по пять человек. Скулой неделю не мог шевельнуть: набил винтовочным прикладом. Вот это дело!

— Неужели, пять человек — одним выстрелом?

— Ты что, Ермак, не веришь? Я не трепач. Обо мне не такое еще услышишь. Я люблю, чтобы обо мне говорили. Я хочу сверкать, — пьяно хвастался поручик, — а не тлеть, как сырая головешка.

— Ты, что, вступил в члены «Пушечного клуба», готовишься лететь на луну? — насмешливо спросил Таров, пытаясь замечанием задеть самолюбие поручика и вызвать на большую откровенность. Но Таракановский, видимо, не читал Жюля Верна и не понял юмора.

— Никакого пушечного клуба я не знаю, — пробурчал он сердито. — Есть один планчик. Понимаешь? Партизанским вожакам — чик! — Таракановский сделал жест, означающий снять голову. — Ясно? Ты еще услышишь о поручике Таракановском. Все, больше слова не скажу. Точка!

Поручик сильно ударил кулаком по столу. Рюмка подскочила на столе и со звоном разбилась. Ермак Дионисович понял: ничего больше он уже не добьется от вдребезги пьяного Таракановского и потребовал счет. Когда расплатились, Таров вывел поручика из ресторана.

— Наши дороги расходятся. Мне — туда, к зазнобушке, — пробормотал Таракановский, махнув рукою в ночную темень.

Разговор с поручиком Таракановский насторожил Тарова. «Вон чем хочет прославиться поручик! Убийцы... Тут, однако, не только пьяная болтовня».

В конце недели из Читы приехал Семенов. Таров в присутствии Зубковского доложил атаману обобщенные материалы о положении дел. Главный штаб находился в Чите, но Семенов часто приезжал в Верхнеудинск: здесь были американские и японские войска; здесь, как он чувствовал, назревали события, угрожавшие его власти.

Справка о действиях партизан и все более активном участии в них русских крестьян и бурятской бедноты взбесила Семенова.

— Я этой красной гидре скоро отрублю башку, — процедил он сквозь зубы.

Таров подумал: «Не на этом ли деле собирается прославиться Таракановский?»

Через несколько дней распространился слух: дезертировал штабной взвод солдат во главе с поручиком Таракановским. Случаи дезертирства из белого войска отмечались часто, нередко и офицеры переходили на сторону партизан. И все же дезертирство взвода под командованием Таракановского было происшествием особого рода: в нем был замешан офицер контрразведки.

Таров еле дождался вечера. Долго петлял по городским улицам и, убедившись, что слежки нет, дворами пробрался в знакомый дом. Его встретила тетя Варя. Она сообщила, что Широких-Полянский вчера вернулся из Бичуры и просила зайти завтра.

Сергей Юльевич встретил, как всегда, очень тепло. Таров заметил в голубых глазах веселые и радостные искорки.

— Отличные дела, Ермак Дионисович! Такую силушку народную подняли — никто не устоит: ни атаман, ни япошки... Да, можете поздравить — на съезде меня избрали председателем Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией.

— Поздравляю от души. Везет мне на чекистов, — сказал он, имея в виду, что Вагжанов тоже был председателем ЧК.

— А может, не только в везении дело? — улыбнулся Широких-Полянский. — Может, эта цепочка от товарища Ксенофонтова тянется? А теперь докладывайте, что у вас, — попросил Сергей Юльевич.

— Есть весьма срочное и важное сообщение. — Таров рассказал о подозрительном дезертирстве штабного взвода. Сергей Юльевич долго молчал, шагал по крашеным половицам, на висках выпукло пульсировали вены.