Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

– Инфант мертв! – крикнул один из мальчишек.

– Нет, это не точно, – возразил другой.

– Говорят, его подстрелили и он свалился с крыши.

– Откуда им знать?

– Тогда просто отведите меня в Кокейн, – сказал иоаннит.

– А почему мы должны верить, что сержант там?

– Он оставил свои черные кишки на этой стреле. Понюхайте.

Тангейзер выставил арбалет на освещенное луной место. Послышались быстрые шаги.

– И правда! Кровь! Свежая, как краска! – зашептались подростки, подойдя немного ближе и разглядывая стрелу.

– А почему ты сам не взял его золото? – поинтересовался один из них.

– Я тороплюсь, и золота у меня самого хватает, но у сержанта взять его гораздо легче, чем у меня. Торопитесь к вкусной добыче, парни, пока вас не опередили, и сохраните свои жизни.

После этого рыцарь услышал шлепки босых ног по засохшей грязи. Две тени метнулись вдоль стены навстречу обещанной награде, которая не исчерпывалась одним золотом, а включала жестокие и неправдоподобные рассказы у очага.

Товарищи бросились вслед за этими двумя, не желая лишаться своей доли.

В глубине переулка госпитальер нашел Грегуара, и они продолжили путь.

Не колеблясь и не останавливаясь, чтобы взять след, Люцифер вел их через лабиринт переулков и тупиков. Ни один из проходов не заслуживал названия «улицы», хотя именно такими были улицы во Дворах. Запах пороха усилился. За следующим рядом зданий Тангейзер увидел столб дыма. Снопы искр освещали ночь. Уловив другой запах, Матиас понял, почему Люцифер так уверенно шел вперед, независимо от того, выросла ли дворняга здесь или нет. Запах жареной свинины. А еще к нему примешивался едкий запах паленых волос. И может быть, это была и не свинина. За следующим поворотом иоаннит приказал своему лакею придержать тяжело дышащую собаку и ждать. Короткий переулок выходил на южную часть следующего двора.

Он нашел Землю Изобилия.

Множество трупов. Мужчины, женщины, подростки. Изломанные тела упавших с крыши, груды тел у дверей и по всему двору… Похоже, все это были обитатели Кокейна. Никто не шевелился и не стонал – милиция тренировалась здесь весь день. Во дворе горели несколько костров и светилась кирпичная яма с углями. Столы, бочонок вина, разбросанные тарелки… Прерванное пиршество. Самой милиции не было видно – только картина учиненной ими бойни.

Госпитальер упустил свой шанс. Но ничего, он организует другой.

Фроже, сам того не сознавая, раскрыл самую суть загадки.

Марсель Ле Телье хотел, чтобы он страдал.

В данный момент не было никакого смысла доискиваться до причин этого, и Тангейзер не стал тратить время на размышления. Орудиями пытки для Ле Телье служили Орланду и Карла. Возможно, Паскаль и остальные дети тоже. Но чтобы использовать их, Марсель должен убедиться, что Матиас жив. Этим он и займется. Его прислужники найдут обезглавленного менестреля и церковь с трупами наемных убийц.

И тогда Ле Телье испугается. Даже самый хладнокровный человек не сможет отмахнуться от серьезной опасности, пусть и далекой. А Марсель относился к тем людям, которые лелеют свою месть, завернув ее в снег. Он рассчитывал, что рыцарь будет страдать на расстоянии в несколько сотен миль от него, ему не обязательно было смотреть на него, лично наблюдать его мучения, ему достаточно было просто знать о них. Достаточно знать, что иоаннит, лица которого он никогда не видел, будет скорбеть до конца своих дней, мучимый сознанием того, что его жена умерла одна, без него, среди боли и страха.

Загадка повернулась к нему новой гранью. Тангейзер не сомневался, что заговор с целью убийства символа примирения и развязывания войны действительно существовал и Ле Телье сделал его частью своего плана. Этот человек – религиозный фанатик. Политическая логика, которая так медленно доходила до Ла Фосса и которую сразу же уловил Поль, действительно присутствовала в этом преступлении. Да, Марсель пытался убить одним выстрелом двух зайцев, только вторым был не тот, о котором думал Поль. Вторым зайцем было сердце Матиаса. Политика и личное дело. Утром инстинкт не обманул его. Убийство Карлы имело личные мотивы, но целью был не Орланду, а Тангейзер.

Сам госпитальер предпочитал открытую ненависть. Возможно, именно поэтому он понимал Ле Телье и в каком-то смысле даже восхищался его выдержкой. Терпением. Предусмотрительностью. Дисциплиной. Клещ, прижавшись к стебельку травы, может годами поддерживать свое существование крошечной капелькой крови, пока мимо не пройдет волк, медведь или собака, и тогда он укусит их, а потом насытится так, что ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Точно так же Марсель питался каплей ненависти, точно так же он стремился утолить собственную боль.