Михаил Кречмар - Большая охота

– Интересно, что же там произошло, – задумчиво произносит Сергей.

Нам обоим понятно: ни криков, ни даже выстрела на таком расстоянии мы бы не услышали. Смеёмся – и тут же замолкаем. Потому что замечаем на местности некоторые изменения.

Прямо на плоскогорье перед нами пасётся пять медведей. Все они довольно далеко друг от друга, и все мелкие. Нет, правда, у меня есть сомнения насчёт одного из дальних, то есть он вполне может оказаться длиной семь футов, но мы охотимся лишь второй день. И пока этот семифутовик – явно не тот зверь, чтобы тащить его шкуру на своём горбу за четыре километра к лагерю. Поэтому мы сидим и ждём.

Наш медведь приходит со стороны берегового клифа. П не один, если можно так сказать. Он тащит за шею, как кошка крысу, другого медведя, задавленного. Я сравниваю габариты обоих зверей по имеющимся у меня «меткам» на местности: медведь-хищник хоть и довольно приличный, но не гигант, однако и задавленный мишка – совсем не щенок. Но нас с Сергеем интересует не это. А то, где остановится большой медведь, дабы начать кушать своего задавленного собрата.

Медведь тащит свою жертву на удивление быстро. Маленький – не маленький, но убитый зверь весит гарантированно больше центнера. А волочёт его хищник практически бегом. Пробежит метров двести, бросит жертву, чуток отдохнёт – и снова бежать. Я холодею от мысли, что он сейчас забьётся вон в те самые стланиковые заросли – и выковырять его оттуда будет не в состоянии никакая человеческая сила. Вернее, сила-то такая у человечества имеется, но в нашем распоряжении ныне отсутствует – это вертолёт Ми-24.

Кедровый стланик – основа существования бурого медведя на Дальнем Востоке.

Опасения мои оправдываются наполовину. Медведь добирается до рубежа, за которым разреженные кусты стланика сбиваются в плотную массу, и там залегает. Я смотрю на него три минуты… десять… Похоже, он уже никуда не торопится.

– Подходим, – говорю я Сергею.

Винтовка Сергея – Mauser Mod. 03 под патрон.30–06, минимально достаточный для стрельбы крупного медведя. Патроны снаряжены пулями Hammerhead весом 14 граммов. Но для такого случая я бы, конечно, предпочёл увидеть у него в руках что-нибудь, что позволит наделать дырок побольше. Уж очень близко кусты, и медведь достаточно крупный. Один кувырок – и нам возиться с ним и возиться…

С другой стороны, ветер нам вполне благоприятствует: ну не совсем чтоб уж от нас, но – боковой, сильно боковой, и если не случится какого-нибудь резкого изменения в погоде, то он нас не выдаст. Кроме того, ветер этот ещё и довольно сильный, и на дальних подступах он будет заглушать наши шаги по ягелю.

Да, и про ягель. Я быстро объясняю своему спутнику, что идти надо по тем местам, где только что стаял снег: там ягель мокрый и под ногами не хрустит. И вообще, мы приближаемся по довольно открытому месту, так что стрелять придётся метров со ста пятидесяти.

Ну, и мелкие детали. Почти весь подход я иду впереди, а меняемся местами с охотником мы уже непосредственно перед его выстрелом. Потому что я фиксирую место, где застрял наш медведь, и с большей вероятностью, чем Сергей, увижу, если тот начнёт отходить.

А теперь – вперёд!

Выйдя практически на траверз выстрела, мы останавливаемся. Вот вроде искомое место. Пять здоровых кочек, одинокая кривая берёзка, валун в тридцати метрах выше по склону. Медведя нет.

Достаём бинокли и в четыре глаза обшариваем участок. Нет медведя! Ни самого, ни его «обеда». Я уже готов плюнуть и вполголоса сказать «ушёл», как Сергей показывает мне на столбиком поднявшегося в кустах «хозяина».

Судя по всему, хитрый мишка, услышав наше приближение, отошёл метров на тридцать в глубь стланика и сейчас пытается сориентироваться: кто или что может помешать ему вкусить честно добытого мяса?

Сергей вскидывает винтовку и стреляет ему в середину груди.

Медведь исчезает в кустах.

– Чёрт побери, – говорю я в голос. – Ну и что мы с этим будем сейчас делать?

Кусты в месте падения пару раз тряхнулись – вероятно, зверь ранен и всё ещё там.

Сергей молчит. Потому что ломать голову над тем, как доставать из кустов раненого медведя, предстоит мне.

Он, возможно, и находится там при последнем издыхании, но нам это неведомо. Ибо, не будь дураком, топтыгин выбрал для своего последнего наблюдательного пункта самую густую из густых чащобин, где свободного места если и найдется, то каких-нибудь пол квадратных метра, которых хватает только на то, чтобы встать вертикально на задние лапы и высунуть башку.