Виктор Соснин - Охота без выстрела

«Ответ пришел из института. Взял письмо в руки, чуть не обронил, такое оно, хоть на безмене взвешивай… Благодарностей много, и тебе есть — за фото… Приезжай-ка, есть и у меня для тебя кое-что. И снега нынче снова большие…»

В тот год действительно были большие снега. С осени вдруг зарядили снегопады, и к декабрю в лесу едва пройти на охотничьих лыжах. Я чуть поспевал с непривычки за Петровичем, тогда он сбавлял ход и поучал меня лесной грамоте:

— Голодно в лесу. Волк сейчас рыщет по всему околотку. Отмахает по такому снегу полета верст — ладно, если еще поживится. А брось приваду — с голоду сдохнет, но не тронет, если вокруг натоптано. Его повадки давно известны. Раньше мужики падшую тушу начиняли отравой, на сани — и айда по полю, ближе к лесу, по дороге и сбросят, а сами так из саней и не выйдут. И тоже не сразу возьмет — все вокруг прежде вытопчет. Выжидает, пока вороны не начнут пир.

— Много волков в округе?

— Забеглые если… Всех извели нынче. Лисы, те есть, но им в мозге не откажешь. На них не ходи без царя в голове.

Я уже узнал от людей, что Петрович специалист-лисятник, осторожно навожу его на нужный мне след:

— Вы-то, сказывают, не без царя-батюшки…

Петрович оборачивается в такт ходу, но я успеваю заметить его лукавую улыбку.

— Десяток с двумя взял уже нынче… Но я — особая статья, — откровенно улыбается охотник.

Два дня я хожу с красными от недосыпания глазами.

Блокнот пухнет от лесной грамоты, но нет ни одного кадра, чтоб заглядеться потом. Только на охоте удачу не закажешь, тут главное — терпение и ожидание. И хоть знаю все это, нутром чувствую, а в душе все больше и больше поселяется азарт.

Солнце нестерпимо бьет через морозное стекло. Тень от ложа моего фоторужья увеличена во много крат на противоположной стене. Кот развалился у ног, разморенный теплом. Он даже не открывает глаз, когда я щекочу ему усы беличьей кисточкой. В комнате плавает ядреный запах знаменитых оханских огурцов. Мне удивительно видеть Петровича восседающим за столом этаким важным начальником, со множеством бумаг и бухгалтерскими счетами. За спиной у него восемь почетных грамот за работу председателем общества охотников и рыболовов. Даром такие грамоты не дают. Я уже знаю, сколько схваток было у него с браконьерами, как трижды были нацелены на него холодные пары стволов двенадцатого калибра. Но теперь в округе знают твердость нервов старого охотника.

Под вечер приходят четверо парней. Слышно, как они долго возятся в сенях, снимая сапоги и валенки, потом мягко переступают порог.

— Большие снега стоят, голодно в лесу…

Впятером они долго разговаривают о лесных заботах, листают подшивки охотничьих журналов. Откладывают несколько с чертежами кормушек.

Я слышу, как в сенях Петрович наказывает ребятам:

— На дальней вырубке валите осинник. Сохатым.

Возвращается с очками в руках, чувствую: какая-то новость.

— Ребята видели на ближнем склоне следы. Не выдержала кумушка, объявилась, значит. Навскидку снимаешь? Попробуй-ка. Тормошу кота:

— Давай-ка, братец, позируй.

Бросаю скомканную газету в дальний угол. Кот нехотя бросается за ней, а я отрабатываю съемку навскидку. То-то, кажется, завтра поснимаю навскидку, то-то же…

А вечером старый охотник поведал мне еще одну, известную до этого только ему одному, хитрость охоты на лис. Возвращаясь как-то из лесу, он напал на след. И долго дивился этому: след вел к селу, почти к дому. Потом резко сворачивал к оврагу, где, занесенный снегом, стоял одинокий домишко, с наглухо закрытыми дверями и ставнями. Долго стоял старик, беззвучно смеясь своей несообразительности.

Много лет назад была в этой окраинной избушке небольшая бойня. Потом район укрупнили и дом забросили. А прошлую осень о нем снова вспомнили. И хотя на зиму его снова закрыли, запах крови и возможность поживиться здесь не давали покоя огненным хитрушам. А большие снега и голодное время прибавили смелости.

Я вспомнил рассказ Петровича о лисах, взятых им в этом году:

— Там, небось?

— Всех до единой здесь. Думал — боле не будет. Ан объявилась… Тринадцатая. Чуешь?

Обговариваем план предстоящей охоты. Встаем рано и начинаем обход вокруг бойни, на большом от нее расстоянии. Если следа в сторону избенки не будет, придется вернуться домой и ждать пару часов.

— Хоть бы был, — горячусь я.

— Уговор помни: терпение и терпение.

Ну а если все-таки будет? Тогда возможно, что лиса там. Но круг придется замкнуть. Если она уже ушла, будет второй след. По первому она никогда не вернется, опасаясь капкана или засады. Конечно, Петрович мог бы с вечера пойти и поставить капкан. Лис привлекает сливная яма с боку избушки, а попадают они туда через единственное отверстие. Здесь-то и ставит охотник ловушку. Но он отказывается это делать сегодня. Во-первых, лиса, несмотря на недюжинную сноровку Петровича, может все-таки миновать капкан (а это было много раз, и охотник рассказывал мне об одном таком случае, восхищаясь хитростью кумы) и тогда во сто крат станет осторожней. А, во-вторых, охотнику очень хочется, чтобы я сделал снимок. Даже убегающий зверь красив и величественней, не то что затравленный и попавший в капкан.