Герасим Успенский - Васька путешественник

Мы бежим навстречу коту, берём его на руки — и быстрей в свой вагон. Во-время! Только что мы вскарабкались и убрали подвесную лестницу, — поезд тронулся. Шерсть у Васьки мокрая, слипшаяся, и он часто теребит лапами то глаза, то нос, то уши, — видно, обдало-таки его горячим паром. Хорошо что совсем не сварило.

Перед концом путешествия у нас опять с Васькой история получилась. Дело было так: наш поезд неожиданно остановился среди чистого поля — должно быть, в паровозе какая-то неполадка произошла. Васька, до этого мирно дремавший на одном из наших тюков, вдруг проснулся, потянулся, изогнулся колесом, а потом взял да и выпрыгнул из вагона через открытую настежь дверь. Никто из нас этого не ожидал и не успел задержать кота. Очутившись на земле, Васька без оглядки помчался прочь от поезда по широкому выкошенному лугу. Вдали виднелся кустарник, а из-за него выглядывали крыши маленького посёлка. Нам казалось, что кот держал путь прямиком к этой деревне. Что задумал негодник? А поезд вот-вот тронется дальше.

Ина выскочила из вагона и побежала за Васькой, выкрикивая вдогонку:

— Васька! Васёк! Вернись, милый, вернись! Да стой же, негодник паршивый!

Дело было серьёзное, — Ина могла отстать от поезда и остаться вдвоём с котом среди пустого неведомого поля. Что мне оставалось? Только одно — выскочить и самому из вагона. Так я и сделал.

Если бы кто со стороны, незаинтересованный в наших делах, посмотрел на эту картину, то, наверное, вдоволь бы посмеялся. А картина такая: впереди, изогнув хвост серпом, мчится огромный кот. Он прыгает через кочки, через кустики подсохшего бурьяна, но всем своим видом показывает, что никого он не боится, ни за кем не гонится, а бег его — всего лишь весёлое озорство. За котом изо всех сил бежит девочка, с растрепавшимися волосами, с раскрасневшимся, заплаканным лицом. А девочку догоняет дядя и никак не может догнать, — ему мешает ботинок, который расшнуровался и всё время соскакивает с ноги. Наши из вагона всё это наблюдали, но только им было не до смеха.

Васька вдруг остановился. То ли он послушался голоса Ины, то ли ему самому надоела эта бесцельная гонка. Ина подбежала к коту, хотела надавать ему шлепков, но Васька, как ни в чём не бывало, поднял торчком хвост, нежно замурлыкал и уткнулся носом в её ногу. Ну разве поднимется рука на такого?! Я же плюхнулся на землю и стал поспешно зашнуровывать предательский ботинок. В этот момент послышался гудок нашего поезда. Сейчас он тронется, а мы… ох… далеконько назад-то бежать! Я беру у Ины Ваську, и мы устремляемся к поезду. Кота я держу крепко, бесцеремонно; это ему не нравится, он начинает мяукать и вырываться из рук. Я награждаю Ваську крепкой затрещиной по лбу; кот присмирел, как бы сознавая свою вину.

Поезд тронулся, а бежать до него ещё добрых сто метров. К счастью, ползёт он очень медленно, преодолевая небольшой подъём. Ина бежит рядом, и я слышу, как часто и шумно она дышит. Оглядываясь через плечо, подбадриваю девочку, хоть у самого тоже дух захватывает и в глазах зелено. Наконец, мы подбежали к рельсам. Мимо нас, увеличивая скорость, движутся последние вагоны, все наглухо закрытые. Никаких подножек у них нет — вскочить не на что. У меня надежда на самый задний вагон, — у него обязательно должна быть открытая площадка с подножками. Вот он, подходит. Я командую дочери: «Прыгай!» Ина, собрав остатки сил, вскакивает на подножку и взбирается на площадку. Я бегу рядом с вагоном, стараясь не запнуться об концы шпал, и подаю Ине Ваську. Она держится одной рукой за поручень, а другой хватает кота за лапу. Васька верещит и царапается, но… сейчас не до этого. В следующий миг я тоже вскакиваю на подножку и облегчённо перевожу дух. Всё в порядке, — едем!

Поезд в этот раз, как нарочно, шёл без остановки несколько перегонов, и нам больше часа пришлось стоять на задней площадке. А когда мы, наконец, вернулись в свой вагон, — я тут же отдал строгий приказ: посадить Ваську в корзинку и больше не выпускать его, пока не приедем на место.

Мой приказ выполнялся неукоснительно, хоть кот и изводил нас своими жалобами. Впрочем, скоро всё кончилось. Через два дня мы прибыли на свою станцию, где ждал человек, который принял у меня вагон с книгами. Ждала нас и грузовая машина, чтобы отвезти в степной заповедник.

Выжженная солнцем, жёлтая целинная степь. Сухие метёлки ковыля обтрёпаны ветром. Куда ни глянешь, — всюду одно и то же. От жаркой желтизны больно глазам. Ничего живого не видно. Только степные жаворонки изредка вспархивают из сухой травы. Если б не они, то можно подумать, что здесь всё начисто вымерло, погибло от знойного ветра. За машиной тянется огромный густой хвост пыли. Пыль стелется далеко позади и медленно оседает на придорожный бурьян.