Герасим Успенский - Васька путешественник

Этот пруд я любил. Он находится среди старого парка, глубокий и прозрачный. В его круглом зеркале отражается небо и вершины громадных деревьев, стоящих по берегам. Отражается в воде и причудливая постройка из диких камней — грот, напоминающий развалины древнего храма. Теперь мы ещё больше полюбили этот пруд и, по вечерам, часто приходили к нему — посидеть на камнях грота, поглядеть на глубокую, чистую могилу нашего Васьки.

На этом, пожалуй, можно было бы и закончить повесть. Но не хочется обрывать её словами о гибели и могиле — пусть не человеческой, но всё же могиле. Мы любим живое и знаем, что оно всегда приходит на смену погибшему.

Передо мной лежит карта. Её с угла на угол пересекает широкая извилистая полоса. Это Днепр, со своими плавнями, с прибрежными лесами и песками. Я смотрю на условные географические знаки и вижу за ними раздолье водных плёсов, тростники, нежную зелень зарослей плакучей ивы, обширные поёмные луга, старые кряжистые дубы на всхолмленных песках. В нижнем левом углу карты причудливыми петлями извивается Днестр. У его берегов опять лиманы и камышовые крепи. Кудрявые дубравы покрывают отлогие горы весёлой Молдавии. Хорошие, привольные места! Но какое зверьё живёт в тех местах, какие птицы там гнездятся? На это мне отвечают книги — старые и совсем недавно написанные. Их ответы не радуют Меня.

Я составляю списки полезных диких животных и против каждого названия ставлю значки — плюс или минус. Минусов получается больше. Вот, например, есть ли в Молдавии олень? Нет его там — значит, минус. А лань, а фазан, а горная куропатка? Сплошные минусы! Немногим лучше обстоит дело и на Днепре. Но ведь все эти животные есть у нас в степном заповеднике. Они здесь прекрасно себя чувствуют, размножаются: и считают их тут не штуками, а десятками, сотнями…

Я беру цветные карандаши и вычерчиваю на карте стрелы. Красная стрела — для оленя, зелёная — для фазана, синяя — лань, жёлтая — куропатка-кеклик. Все стрелы начинаются из одной точки — из нашего зоопарка, а тянутся во все стороны — к днепровским лиманам, к молдавским лесам, к степным островам Азовского моря. На моей карте появилось что-то вроде морского ежа, ощетинившегося разноцветными иглами-стрелами. Вот и встала передо мной задача, задача хлопотливая и сложная — не на год и не на два. Коротко об этой задаче я написал, так: «В ближайшие десять-пятнадцать лет провести серию опытов по обогащению местных охотничьих угодий животными, которые успешно акклиматизированы в степном заповеднике».

Изложить задачу на бумаге нетрудно, а вот выполнить её на практике — гораздо сложнее. Сейчас я даже не могу ещё и предвидеть, что придётся сделать, чтобы осуществить хоть часть задуманного. Вот и пришло ко мне новое. Оно, я знаю, теперь поглотит меня целиком и заставит забыть старую грусть — по искристому простору родного Каспия, по покинутому милому острову Рыбачьему и по погибшему Ваське — бессловесному нашему другу. Знаю я ещё одно: мне придётся очень много путешествовать. Нужно ведь выездить и высмотреть все те места, куда мы будем переселять на новое жительство наших животных. Этим я больше всего доволен, — не люблю сидячую жизнь

Васькина история кончилась. Может быть, некоторые подумают: стоило ли писать целую книгу про какого-то там кота, пусть даже и необыкновенного. Оправданием мне служит то, что писал я не только про кота, а и о других четвероногих и крылатых сожителях наших на прекрасной нашей планете, а про них нужно побольше писать. Кроме того, писал я, как умел, и о людях — хороших и не очень хороших. Писал о том, что люблю и советую вам, мой читатель, любить, беречь познавать и — опять же любить.