Эман Фридман - Занимательная приматология

Выяснилось (Гарднеры), что детеныши Моджа и Пили способны показывать понятные человеку знаки в три месяца от рождения, а в возрасте 6 месяцев запас слов у них соответственно состоял из 15 и 13 знаков. Заметим, что умница Уошо (она и потом не раз подтверждала это определение: умница) отставала тем не менее в обучении от этих малышей: ведь с ней начали работать, когда ей было около года, и к тому же сами учителя тогда еще не вполне владели амсленом — через б месяцев учебы она освоила лишь три знака...

Так что же выходит, шимпанзе способен начать разговаривать раньше человека? Ничего бы в этом удивительного не было — вспомним, что он рождается с более «готовым» мозгом. Вот как это объясняют Гарднеры исходя из собственных исследований и данных по изучению языка у детей: «В то время как возраст, в котором шимпанзе впервые показывает знак, кажется ранним по сравнению с возрастом человека, первый раз произносящего слово, он не очень отличается от возраста человека, впервые демонстрирующего знак. Существуют сообщения, что у детей, находящихся в условиях использования языка знаков, первое проявление его имеет место в возрасте между 5-м и 6-м месяцами».

Однако далеко не все специалисты безоговорочно признали говорящих антропоидов. Тоже ничего удивительного. Ведь помимо научных (биологических и лингвистических) потрясений, феномен Уошо вызвал еще и философские, а если говорить о Западе, и мировоззренческие... Американский автор Юджин Линден вполне справедливо замечает: хотя Гарднеры в своих первых отчетах скромно сообщали лишь об ограниченных семантических способностях шимпанзе, критики сразу поняли, что в действительности Уошо «сказала» много больше, чем было в отчете психологов.

«Резкую критику, которую вызвали публикации о поведении Уошо, — пишет Линден, — мы можем расценивать как отражение противостояния западного мировоззрения самому факту существования человекообразных обезьян (вспомним У. Грегори, говорившего о «питекофобии» в 20-х гг.! — Э. Ф.). Уошо создает величайшую со времен Дарвина угрозу для целостности этого мировоззрения. Оно пошло на уступку, когда впервые было обнаружено существование человекообразных обезьян, и примирилось с ним. Но, признавая свое физическое сходство с приматами, мы выпячивали представление об уникальности поведения человека, чтобы сохранить в неприкосновенности идею бездонной пропасти, разделяющей человека и животных. И самой характерной чертой такого поведения считалось использование языка».

Мы с вами, читатель, видели в главе 2, в какой долгой и жестокой борьбе происходило «примирение» мира с антропоидами. Но обратимся к тем критикам, аргументы которых не рассмотрены в книге Линдена, ибо часть их появилась после ее выхода в свет.

Герберт Террас начал в декабре 1973 г. сам проверочную программу с шимпанзе Нимом. Автор высоко оценивает в частных деталях языковое поведение антропоидов, считает не лишенным смысла сравнение способностей шимпанзе и ребенка, говорит о необходимости выяснения в дальнейшем ряда вопросов; однако в целом он полагает, что... это не язык. Во-первых, потому что никакой грамматики он в анализе разговоров Нима не усматривает, а без грамматики, считает критик, нет языка (это положение, замечу, тоже вызвало дискуссию лингвистов). Во-вторых, полагает Террас, на каждом шагу демонстрации языка у обезьян обнаруживается подсказка учителей, т. е. элементы дрессировки или условно-рефлекторной деятельности. Между прочим, ограничение темпов развития языка у шимпанзе Террас объясняет не ограничением развития мозга, а «ненужностью» языка взрослеющему животному, получающему все, что ему необходимо, силой*.

* Ряд исследователей считает, что в опытах с Нимом, который вообще как будто «тупее» Уошо и других обучавшихся обезьян, допущены методические ошибки, в результате чего этот шимпанзе не мог «сказать» многого; но и то, что он продемонстрировал, тоже шире истолкований Терраса.

Еще более решительны супруги Сибеок, которые предполагают, что язык антропоидов может оказаться не чем иным, как «феноменом Умного Ганса». (В начале века в Германии цирковая лошадь демонстрировала удивительные математические способности — считала, решала задачи и т. д.; при научном анализе выяснилось, что хозяин Ганса вольно и невольно подавал сигналы дрессированному животному, чем и объяснялось поразительное его поведение.) Особенно критично настроен Томас Сибеок, который рецензировал ряд книг о говорящих антропоидах.