Питер Годфри-Смит - Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания

Теперь рассмотрим то же самое применительно к речи. Каждому нужно, чтобы его слова выговаривались так, как запланировано, а речь — очень сложная деятельность. В ходе речевой деятельности создание эфферентной копии позволяет нам сравнивать произносимые слова с их внутренними образами; это можно использовать для определения, правильно ли мы выговариваем звуки. Разговаривая вслух, мы одновременно отмечаем мысленно звуки того, что мы намеревались сказать, и мы способны обнаружить, что сказали что-то не так. Бытовая речь содержит в качестве фона нечто вроде внутреннего «говорения» и «слушания».

Итак, эта скрытая сторона бытовой речи помогает управлять сложными действиями. Но эти слуховые образы речи, эти внутренние как бы проговариваемые фразы, похоже, выполняют и другие функции. Если мы порождаем эти почти что высказанные фразы для проверки того, что говорим вслух, не так сложно перейти к следующему шагу — соединить вместе во фразы, которые мы не намеревались произносить, предложения и речевые фрагменты, роль которых чисто внутренняя. Образование фраз в нашем слуховом воображении создает новый тип опосредования, новое поле деятельности. Мы можем формулировать фразы и воспринимать их результаты. Когда мы слышим — внутренне, — как те или иные слова сочетаются друг с другом, мы таким образом можем что-то узнать о том, как сочетаются друг с другом соответствующие идеи . Мы можем упорядочивать объекты, сопоставлять возможности, каталогизировать, обучать и побуждать.

Выше я упоминал Джона Дьюи и его замечание по поводу внутренней речи, не перечисленной Юмом в списке явлений, обнаруженных при интроспекции. Для Дьюи внутренняя речь имела значение, но ее роль была главным образом развлекательной — роль подспорья в рассказывании историй. Странно, что он не обсуждал другие ее применения. Возможно, дело в том, что Дьюи был глубоко социальным философом; он полагал, что бóльшая часть нашей значимой деятельности протекает в публичном пространстве. Для Выготского внутренняя речь играла определенную роль в том, что современная наука называет исполнительным контролем . Внутренняя речь помогает нам выполнять действия в нужном порядке ( обесточить, потом выключить из розетки ) и осуществлять централизованный контроль над привычками и прихотями ( не стоит есть следующий кусочек ). Внутренняя речь может служить посредником в научном эксперименте, когда мы соединяем идеи, чтобы посмотреть, что получится в результате этого сочетания ( как будет выглядеть Вселенная, если я буду двигаться со скоростью света? ). В терминологии, используемой Даниэлем Канеманом и другими психологами, это средство для мыслительной системы‐2 [162]. Это медленное, сознательное мышление, к которому мы прибегаем, сталкиваясь с новыми ситуациями, в отличие от быстрой системы‐1 , которая опирается на привычки и интуиции. Мыслительная система‐2 стремится следовать правилам логического рассуждения и рассматривать вещи не только с одной стороны. Она тяжела на подъем, но мощна. Благодаря ей мы справляемся с искушениями (в тех случаях, когда это удается) и оцениваем, поможет ли нам решить задачу новое действие.

Внутренняя речь, по-видимому, служит важным элементом системы‐2. Это способ оценивать последствия действий, приводить доводы против соблазна. Приводя в пример сбивчивые внутренние монологи в романах Джеймса Джойса, Даниэль Деннетт называет исходящий сигнал такого подключения речи джойсовской машиной , которая работает у нас в голове [163]. Но каким образом из такой тривиальной вещи, как эфферентная копия, возникает настолько мощная способность? Вряд ли сам факт того, что у нас в сознании плавают некие речевые фрагменты, необходимо ведет к столь далеко идущим последствиям.

Отчасти дело может объясняться тем, как внутренняя речь воспринимается . Механизм, с помощью которого фразы внутренней речи предъявляются мозгу, очень похож на восприятие обычной речи. Более того, сходство настолько велико, что человеку нетрудно принять звуки, существующие только в его слуховом воображении, за реальные. В ходе одного эксперимента, проведенного в 2001 году, людям давали слушать через наушники случайные шумы и говорили им, что среди этих шумов кое-где тихонько прозвучит песня «Снежное Рождество» [164] [165]. Им нужно было нажать кнопку, когда они услышат песню. Треть испытуемых нажали кнопку хотя бы один раз, но в действительности песня вообще не звучала. Общепринятое мнение по поводу этого эксперимента — что подопытные воображали мелодию, которую ожидали услышать, и порой принимали продукт собственного слухового воображения за реальное звучание песни. Звуки, которые мы воображаем, в том числе звуки слов, транслируются в нашем сознании примерно тем же образом, как и большинство обычных чувственных переживаний. Как только фраза внутренней речи составлена, она подвергается тому же способу обработки информации, что и слышимая речь. Новое сочетание идей или побуждение к действию выносятся таким образом на рассмотрение; результат может быть тем же, что и в случае с обычной устной фразой. Эти явления, включая опыт со «Снежным Рождеством», по мнению некоторых исследователей, могут пролить свет на типичный симптом шизофрении — когда человек «слышит голоса», вмешивающиеся в его деятельность и нарушающие чувство собственного «я».