Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

Дорога, петляя среди кустов и мелкого дубняка, вывела нас к зеленой кромке камыша. Начались плавни. Я сделал знак Юрке замолчать.

— Сейчас будет балка… Примыкает к плавням. В ней всегда вода остается. Так что потише, могут быть утки. Бери от дороги влево и иди на то дерево. Видишь? — показал я на старую дикую грушу метрах в пятистах от дороги. — Оно недалеко от воды, там сориентируешься. Пошли.

Сняв ружья, мы разошлись. Перед камышом я оглянулся. Налета не было видно. Это меня обрадовало, а то еще кинется вперед и всех уток распугает. Раздвигая стволами камыш, медленно, стараясь не шуметь, я продвигался вперед. Черная грязь глухо всхлипывала под ногами. Чуть подернутая пленкой воды сверху, она не оставляла следов. Пахло прелью, застоялой водой и словно вымерло все, словно, боясь быть засосанным этой жадной черной пастью, недовольно ворчащей под моим весом, все живое покинуло плавни.

Но вот между стеблями камыша юркнула водяная курочка, сбоку испуганно ахнула выпь, чирок свистнул крыльями над моей головой — плавни жили…

Я шел довольно долго. Камыш стал реже. Где-то близко должна была открыться вода. Вот! Зеленоватая, отцветшая, она лениво поблескивала под косыми лучами солнца. Уток не было. Уже не скрываясь, я пригнул камыш и вышел на открытое место. Здесь грунт под ногами был тверже, вода доходила едва до щиколоток.

Слева вдруг грохнул выстрел, и мимо, обдав меня грязью, стремглав пробежал Юрка, на ходу стряхивая рюкзак.

— Старик, страхуй! У меня жаканы в мешке…

Он сбросил рюкзак и присел перед ним на корточки. Я обернулся и остолбенел. В каких-то сорока метрах от меня стоял Черный! «По кабану — мелкой дробью?! Какой дурак…» — мелькнула у меня мысль, и я, ни на что не надеясь, рванул из патронташа два крайних патрона с жакановскими пулями. Но озверевший кабан уже ринулся на меня. «Все!» — понял я, второпях выбрасывая из стволов патроны с утиным зарядом прямо в воду. Всем существом своим я чувствовал, что перезарядить и выстрелить не успею, что сейчас, сию секунду наступит развязка и я упаду, обливаясь кровью, а потом Юрка… Вот сейчас…

Вдруг из-под моих ног с истерическим визгом выскочил Налет и кинулся навстречу зверю. Кабан мотнул головой, словно отгоняя комара, но Налет ужом проскользнул у него под брюхом и вцепился зубами за хвост.

Черный затормозил в каких-то пяти метрах от меня и, проехав по грязи четырьмя копытами, злобно сверкая маленькими глазками, неуклюже повернулся всем своим многопудовым туловищем, стараясь достать клыками наглеца. Этого мгновенья хватило мне с избытком. Щелкнул затвор, мушка нащупала изуродованное ухо, опустилась чуть ниже… Грохот дуплета на миг оглушил меня. Кабан как-то странно сунулся вперед мордой и рухнул на бок. Короткие сильные ноги рвали грязь, но глаза уже гасли, покрываясь матовой пленкой смерти.

Налет остервенело бросался на поверженного врага. На спине нашего спасителя кровоточила глубокая рана. Еле оторвав разъяренного щенка от кабана, я подхватил его на руки и, целуя в оскаленную, рычащую морду, заторопился к недалекой ферме, где всегда имеются медикаменты. Я теперь любил Налета сильно, навсегда!

Юрка шел сзади и молчал. Я не заподозрил его в трусости. Нет! Не случись Налета, кабан смял бы меня, а затем и Юрку. Он наверняка не успел бы достать жаканы. И все же от торжества я не удержался. Поглаживая Налета, обратился вроде бы, как к нему:

— Потерпи, тигра ты моя полосатая… — и ласково добавил: — Дальневосточная…

Зовут меня Пантелеймоном. Отчество — Шарикович. Фамилии нет. У собак не бывает фамилий. А если иногда и называют, то по фамилии хозяйки или хозяина. Родился я здесь, в этом городе, в позапрошлом году и потому считаюсь вполне взрослой собакой.

Пол? Кобель. Мужской, значит.

Происхождение? Дворянское. Самое что ни на есть чистое. Мать моя была дворняжкой, и ее мать, и той матери мать… По отцовской линии тоже все в порядке, все родственники — дворняжки.

Род занятий? Воспитываю хозяйку, и, как мне кажется, небезуспешно. Должен сказать, что это очень хлопотно и сложно. К тому же никаких методических указаний, никаких семинаров и курсов… И тем не менее приходится нести свой тяжкий крест… Девчонки вообще плохо поддаются дрессировке.

Наглядный пример, моя хозяйка. Ей уже двенадцать лет, она страшно запущена. Очевидно, до меня ею никто не занимался, поразительная безответственность и легкомыслие. Такое бывает только у людей. Трудный ребенок! Нет-нет, не подумайте, что я жалуюсь или кляузничаю. У меня и в мыслях такого нет. Наоборот, мы очень дружны и много работаем над недостатками. Минуточку, кажется, хозяйка проснулась. Да, ее голос! Слышите?