Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

Когда поужинали, крадитесь следом за хозяйкой в ее комнату — и сразу же под стул. Замрите. Сейчас начнется! Видите? Куда смотрите?! Не на хозяйку — на ящик смотрите! Он называется те-ле-ви-зор! По нему иногда показывают вполне приличные вещи: и еду, и этих… львов даже… Да-да! Прямо как живые! Не нравится? Не хотите смотреть? Поспите. Только не храпите — выгонят! И не забывайте, что в ваши обязанности входит гавкать, если кто позвонит в дверь, то есть вы еще и сторож! Короче, работаешь, как проклятый — как собака. Такая наша доля! То ли дело кошке. Спи да спи. Сказала будто пошла мышей ловить, и ведь никто не сомневается — верят. И у мышей не спрашивают… Ушла и ушла! А ты всегда на виду и попробуй прозевай — не облай кого-нибудь или облай, да не того… И не дай Бог, отлучиться на минуту, сразу крик. Во!

— Понтик! Где ты?

Да здесь я. Здесь…

Все советы мои принимайте как обязательные, но и думайте сами. Много думайте! Наша работа творческая — чем больше думаете, тем легче будет собачья жизнь, тем меньше получите пинков… Ну, а если и побьют, долго не обижайтесь и первыми идите на поклон, хотя вы и не виноваты. Смирите свою гордыню. Помните: люди без собак живут, но собаки без людей жить не могут!

Ну, пока! Ночь на дворе, а утром опять — тоже и потому же… Эх, жизнь собачья!

Он появился внезапно, ниоткуда. Никто из нас не встречал его прежде. Сын утверждает, что здесь скрыта какая-то тайна. Возможно. Ведь мы так и не узнали, где был его дом и почему он остался один.

Первый раз я увидел его осенью, в начале сентября. Он стоял около нашей калитки и словно ждал меня. Но когда я приблизился, скрылся в палисаднике, в густых кустах сирени. На следующий день мы встретились уже во дворе. Он сидел на завалинке и грелся на солнышке, дремотно прикрыв глаза. Вся его поза выражала высшую степень блаженства. Он услышал мои шаги, встрепенулся и весь напрягся. На этот раз я рассмотрел его лучше, и мне сразу бросилось в глаза несоответствие его благородной осанки и внешнего вида. Нетрудно было догадаться, что он одинок и не всегда сыт. Мы встретились взглядами, и он отвернулся. Очевидно, ему было неловко, что я застал его у себя во дворе, поэтому он поспешил удалиться. Уходил медленно, с достоинством.

Потом он стал часто попадаться мне на глаза то на улице, то около дома, то во дворе. А однажды уселся на крыльце, и мне, чтобы открыть дверь, пришлось потревожить его. Он посторонился, недовольно ворча.

Где он ночевал, мы не знали. Где добывал еду, тоже. У нас продукты не пропадали, да он вообще ни разу не заходил в дом. Но к своему присутствию приучил нас так, что, выходя на крыльцо, мы первым делом искали его взглядом.

Потом он исчез. И мы стали уже забывать о нем. Однажды в холодный октябрьский день мы с сыном, приехав с рыбалки, разгружали машину. Торопливо таскали в гараж палатку, лодку, удочки…

Первым его заметил сын:

— Папа, посмотри, старый знакомый!

Да, это был он. Но похудевший, сгорбленный. Я понял, что без нашей помощи ему больше не обойтись. Приближалась зима. А зимой плохо быть одному, без крова, без друзей. Я бросил ему немного мелкой рыбешки, но он оскорблено отвернулся.

— Благородный, — восхищенно прошептал сын и протянул на ладони линька. Из рук он принять изволил.

Ел неторопливо, иногда отрываясь, чтобы не упустить из вида и нас. Потом почистил розовым язычком белый галстук на груди, облизнулся. Не спеша подошел, потерся о мою ногу и уселся в сторонке наблюдать за нашими хлопотами.

Мы загнали машину в гараж. У калитки я оглянулся. Он сидел и смотрел на нас.

— Пойдем! — позвал его я.

Так у нас в доме появился кот, которого за благородные манеры и лень мы назвали Бароном. Теперь он предстал перед нами во всей красе. Рослый, рыжий в темную крапинку, с длинным хвостом, который до самого конца опоясывали кольца, с зелеными яркими глазами, с белой грудью и белыми усами.

Свою красоту Барон сознавал и, наверно, поэтому мышей не ловил и не ел. А днями и ночами дремал в кресле, изредка поднимаясь, чтобы потянуться. Но стоило только нам сесть за обеденный стол, он уже тут как тут. Подойдет, потрется о ноги и садится около, на полу, изредка бросая гордые взгляды. Он никогда не просил, не унижался, как бы ни был голоден. Я ни разу не слышал от него: «Мяу!» Поев, Барон не спеша умывался и брел к себе в кресло.