Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

― Рыжий, идите работать, не оголяйте научный фронт; не говоря о том, что вы подаете плохой пример. Или вы хотите, чтобы я подумал, будто вы усомнились? Чего трясетесь так? Носки в сапогах сухие?

― Сухие, но шерстяных нет.

― Ё–моё, студент, а о чем ты думал, когда выходили? Я сколько раз повторил! Мне что, лично проверять, застегнул ли ты штаны?

― Забы–ы-ыл надеть.

― А что я твоим родителям скажу? Что ты замерз у меня на руках в субтропиках?! Вот мои запасные, чистые; надевай немедленно! Детский сад…

Через час выяснилось, что мужики, лопухи, оставили дома и весь дневной пере­кус. Так что вместо обеда курили, стоя кучей в ручье (вода + 27°С), но домой верну­лись, как всегда, в обычное время, и по дороге никто не роптал (просто решили за­бывчивых дневальных казнить какой‑нибудь мучительной азиатской казнью)».

«5 февраля. Обнаружив, что Стас вдруг стал в редкое свободное от экскурсий вре­мя удаляться поздно вечером слушать птичек с первокурсницей Мариной, я вызвал его в свой «кабинет» (в его же комнату) и доходчиво объяснил, что птички но­чью не поют и что ежели что, то я ему, дембелю, ноги выдерну.

Стас вытянулся по стойке смирно, преданно выпучил глаза и заорал что‑то обыч­ное, типа: «Ваше благородие, не по­брезгуйте в морду вдарить!»

(Сейчас у Стасика с Мариной черноглазый сын–подросток, разбирающийся в компьютерах уже лучше самого Стаса.

Многие из той моей первой группы тоже давно уже нарожали детей; трое ― канди­даты наук, а скоро, глядишь, и докто­рами станут, В красота!)

«7 февраля…. Поймали со студентами паутинной сетью дубоноса. Птичка ― всего ничего, с большого воробья, а клюв карикатурно непомерной толщины: чтобы косточки от ягод щелкать и крепкие семена лущить. Недооценил я это чудо при­роды.

Истошно вопя, пока я его выпутывал из сетки, и с ужасом глядя на меня золоти­стыми глазками, дубонос цапнул мой па­лец мертвой хваткой, как плоскогубцами, я аж взвыл.

Студенчество с таким участием принялось меня жалеть и выражать сочувствие («Сергей Александрович, вам пальчик перевязать не надо?», «А вы уверены, что не нужны уколы от бешенства?..», «А может быть, вашей жене пора позвонить?..»), что сразу было видно: ликуют, что не одним им от меня страдать, но что и мне доста­лось. Хотя бы от пти­цы… Классный шнобель».

«КУРИЦА — НЕ ПТИЦА»

«20 декабря…. Пишу сейчас, а черная курица под окном уже минуты две с ка­ким‑то не птичьим упорством охотится за слетающими с забора на землю воробья­ми. Во ведьма. Кидается на них, как стервятник. Ну и куры у Муравских. Да еще и ле­тают, как тетерева. Тыр–тыр–тыр ― и пошла… Диких генов у них больше, что ли?

Куры достали своей бестолковостью. Ловлю около дома для мечения черных дроз­дов; поставил лучки в тех местах, где они обычно кормятся. Заметив активно клюю­щих с земли дроздов, дубоносов или малых горлиц, курица кидается на них, как цер­бер, разбежавшись метров с трех; вспугнув, стоит потом бестолково на том месте, откуда они взлетели, и внима­тельно высматривает на земле: что же они клевали?

Петух, завидя такое, по–хозяйски подходит, проверяя, не нашла ли пеструшка там чего, что можно разделить с осталь­ным гаремом? Вышагивает степенно, задирая ноги, но при этом бездарно задевает настороженную нитку на лучке, кото­рый сраба­тывает, сильно поддавая ему под хвост. Разоравшись так, словно ему уже отрубили голову, и отпрыгнув на метр, пострадавший пыжится, «как петух», вызывающе глядя вокруг и не понимая, кто и за что ему поддал; при этом он на­ступает на соседний лу­чок, опять получает по боку с другой стороны и вновь отскакивает, роняя перо.

Я выхожу вновь насторожить лучки и обещаю истошно квохтающему петуху, что попрошу Игоря отправить его в бессроч­ную командировку. В суп или в плов».

«4 февраля…. Привез студентов в легендарное заповедное ущелье Ай–Дере. Ме­сто уникальное по всем параметрам: дикостью, удаленностью, еще сохранившимися остатками былого гирканского великолепия растительности и живности. Масштаб не передать. И плюс, первое, что сразу увидели, ― спаривание беркута.