Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

«25 декабря…. Пустельга преследует вальдшнепа, атакуя и окрикивая его, как по­тенциального конкурента. Путает его с другим хищником? Учитывая редкость здесь вальдшнепа и его малозаметность, это единственное объяснение.

Хотя кто знает. Опять задумываюсь над тем, что мы часто недооцениваем птичьи мозги. Например, Зарудный пишет в 1888 году про оренбургские перелески: «Одна­жды в продолжение нескольких дней кряду дул сильный северо- восточный ветер. Пустельга имела уже детей. И вот для защиты их от наступившего холода она пристроила к своему гнезду с подвет­ренной стороны род забора из перевитых тонких прутьев». Кстати, это очень странно».

«23 января. Издалека замечаю над шпалерами виноградника непонятную актив­ность: пустельга и десять сорок скачут в возбуждении, но это явно не моббинг; соро­ки не окрикивают сокола, а вместе с ним заняты чем‑то другим. Подхожу ближе и вижу, что причиной всему ― белая кошка, идущая по винограднику вдалеке от до­мов.

Пустельга зависает над ней в трех метрах, трепещет крыльями, потом садится ря­дом на шпалеру, возбужденно вытяги­вается на ногах и пронзительно кричит. И все это тонет в скандальных воплях десятка сорок, базарно снующих туда- сюда, забыв традиционные придирки к пустельге и объединившись с ней в окрикивании наземного врага».

«20 мая…. Впервые определил в поле степную пустельгу. Встречается гораздо реже обыкновенной, издалека различия рассмотреть трудно. У степной «усы» по­светлее, не так заметны; когти на лапах белые, а не черные (поди разгляди…), а вот голос совсем другой, орет иначе».

«.21 декабря…. Шесть пустележек и семь галок в воздухе ловят насекомых ― крупных крылатых муравьев, у которых сейчас пошел массовый лет. Делают это по–разному.

Пустельга летает, планируя, на высоте метров сорок, затем делает резкое ускоре­ние машущим направленным полетом, за которым следует быстрый бросок, выпол­няющийся стремительным пируэтом (порой немыслимым, с переворотом в воз­духе). Чаще, перед тем как схватить муравья, взлетает чуть вверх, как на горку; крылья раз­ведены, корпус ставит верти­кально, хватает насекомое лапой перед собой. Затем складывает крылья и как бы ныряет с воздушной горки вниз, нагиба­ет голову, пере­хватывая клювом зажатого в лапе муравья.

Галки ловят муравьев здесь же, вперемежку с соколами, но не лапами, а клювом; да и летуны они, по сравнению с пу­стельгой, неуклюжие. Галка двигается между «атаками» много больше, долго летит по направлению к муравью натужным машу­щим полетом (хлопая широкими крыльями, словно с трудом держится в воздухе и вот–вот упадет), затем делает не очень резкий, не очень быстрый и уж совсем не грациозный пируэт, а уже потом, притормозив, прицельным уколом клюва по линии движения хватает муравья.

Смешно даже говорить об окупаемости этой кормежкой энергетических затрат на нее, а вот кураж в поведении птиц улавливается с очевидностью. Хотя, кто его знает, может, в этих свежих муравьях какая‑нибудь особенно ценная амино­кислота? Или просто кисленького захотелось? Или полетать, порезвиться охота?

В птичьей круговерти на фоне солнечного неба и серебристых сверканий прозрач­ных крыльев бесчисленных муравьев появляется парящий среди кормящихся птиц ястреб–перепелятник. Осмотревшись, он четыре раза подряд по плавной дуге невсе­рьез пикирует на охотящуюся рядом пустельгу. Чего ради? От зависти, что сам так не может, как она? Склочник и зануда».

«25 ноября. Дорогая Роза!

…Иду по Долине Лучков, ко мне навстречу на высоте метра над землей подлета­ет из межхолмья пустынный жаворо­нок, зависает в воздухе в двух метрах от моего лица, а повисев так несколько секунд (насмотревшись на меня вдоволь?), опять стремительно отлетает через гребень холма. Я пустынных жаворонков видел уже ты­сячи в самой разной обстанов­ке, и вот попался среди них один такой, особо ко мне любопытный. С чего бы это? Ведь не для того же, чтобы я его сфото­графировал?»