Лев Брандт - Пират (сборник)

– Привязать в деннике, – приказал он.

Сенька привязал Браслета к кольцу. Когда в денник вошли Фильмер и его помощник с длинными хлыстами в руках, Сенька выскочил в коридор. Но все же он увидел, как хлыст, со свистом разрезав воздух, полоснул Браслета вдоль спины и разорвал кожу. Браслет рванулся вперед и стукнулся головой в стену. Новый удар ожег спину.

Браслет с силой рванулся назад, толстый повод лопнул, как перетянутая струна. Фильмер едва успел выскочить в коридор; как обезумевший, Браслет с размаху ударил копытами в дверь. Вершковая доска треснула посередине.

– Наверх, – приказал Фильмер подручному.

С ловкостью опытного гимнаста он вскочил на перегородку. Помощник вскарабкался следом. Увидев Фильмера на перегородке, Браслет взвился на дыбы и с оскаленными зубами ринулся на своего врага, но достать его не смог. Сильный удар между ушей повалил его на колени. Больше он не пытался защищаться. Спасаясь от жгучих ударов, он заметался по деннику, но длинные хлысты из китового уса всюду настигали его.

– Бери хлыст, лезь сюда! – приказал Фильмер Сеньке.

Не смея ослушаться, Сенька, бледный, с посиневшими губами, полез наверх. Потный, дрожащий Браслет носился по деннику. Кожа на спине и на боках вздулась толстыми рубцами. Из рассеченной кожи сочилась кровь и окрашивала пышные белые клочья пота в розовый цвет.

– Бей, чего смотришь! – крикнул Фильмер.

Сенька поднял руку, но, встретившись с обезумевшими, налитыми кровью глазами Браслета, уронил хлыст. Фильмер яростно взмахнул рукой. Браслет опустил ниже голову, ожидая удара. Через мгновение он услышал чей-то крик, но боли не почувствовал. С перегородки кувырком слетел Сенька. Через всю спину у него вздулся багровый рубец. Браслет перестал метаться. Он забился головой в угол, покорно подставляя лихорадочно дрожащее тело под равномерно падающие удары. Потом он зашатался и рухнул на пол.

Когда Фильмер в последний раз вытянул жеребца по ногам, он даже не вздрогнул. Он лежал, растянувшись на соломе и тяжело дыша, как после долгого бега. Крупные слезы скатывались по окровавленной морде на солому.

– Будет, – сказал Фильмер, выходя из денника. – Через три часа я на нем поеду. Приготовить! – приказал он, уходя из конюшни.

Браслет лежал не шевелясь.

Когда через три часа Фильмер вернулся в конюшню, он увидел, что Браслет по-прежнему лежит на полу. Опустившись на колени, Сенька осторожно снимал с него мокрой ватой засохшее мыло и кровь.

Фильмер схватил Сеньку за шиворот и выбросил из денника.

– А ну, вставай! – крикнул он Браслету.

Браслет вскочил и, весь съежившись, прижался к стене.

– Ничего, ничего, привыкай, голубчик, это только начало, – успокаивал Фильмер.

На Браслета накинули сбрую. Каждое прикосновение причиняло ему сильнейшие мучения, но он не сопротивлялся. На кругу Фильмер сразу послал Браслета врезвую.

Браслет бежал, торопливо перебирая ногами.

– Боится, бедный, – жалел Сенька, который вместе с Рыбкиным наблюдал за проездкой. – Смотри, как старается.

Браслет шел резво, но на каком-то особенном ходу. Он неуверенно перебирал передними ногами, высоко подбрасывая задние. Четкого, размеренного хода, всегда присущего ему, не было. Но Фильмер сиял, – взбесившийся жеребец был покорен. В конюшне Браслет опять заволновался и не позволил себя распрягать.

В денник его завели с трудом. Он упирался и дрожал всем телом.

До приза осталось две недели. Фильмер ежедневно сам тренировал жеребца. У Браслета болели плечи и спина, но он теперь слушался каждого движения удил. Фильмер был на седьмом небе от счастья.

Через неделю наступил день приза. Когда Сенька пришел собирать Браслета, он лежал на соломе вялый и равнодушный.

Перед призом Фильмер проминал Браслета. Сенька и Рыбкин наблюдали за работой. Мимо них вразмашку прошел Браслет. Он старательно перебирал негнувшимися, словно чужими ногами. На высоко поднятой оберчеком голове тускло мерцали два больших глаза.

На втором кругу Фильмер послал врезвую. Преодолевая боль, Браслет стал шире выбрасывать ноги. Гул голосов и музыка духового оркестра взвинчивали нервы и напрягали мускулы. Браслет оживал. Движения стали гибкими, задвигались плечи. В темных арабских глазах опять появился блеск.

– Гляди, гляди, пошел, – схватил Сенька за руку Рыбкина.

Они сидели на наезднической трибуне. Мимо них, широко выбрасывая ноги, мчался Браслет. Это шел прежний Браслет, неутомимый, горячий и послушный ипподромный боец. Каждое движение его было красиво, сильно и необходимо. Казалось, что он, наездник, качалка – это единый организм, неудержимо стремящийся вперед. Только уши жеребца нервно вздрагивали да зубы злобно закусили жесткие удила.