Чарльз Силсфилд - Токеа и Белая Роза

— Я буду сообщать вам обо всем, что узнаю, мистер Коупленд.

— Большего от вас и не требуется. А пока они не убрались прочь, я позабочусь о том, чтобы на всякий случай человек тридцать солдат оставались под ружьем. А теперь ступайте.

— Слушаюсь, мистер Коупленд, — поклонился трактирщик.

Бедняга Бенито воротился в свой трактир, где за столом в углу вновь расположились непрошеные гости. Кроме них, не было ни одного посетителя. Жена Бенито возилась за стойкой с посудой. Войдя в трактир, Мадиедо заложил руки за спину и нетерпеливо принялся расхаживать взад и вперед. Наш трактирщик с покорным смирением выносил молчаливое презрение сограждан, но в его отношении к прежним сотоварищам уже не было былого страха. Бенито наконец обрел уверенность и спокойствие. Подойдя к окну, он поглядел на людей, стоявших неподалеку от трактира, и вновь стал вышагивать по комнате.

— Премного вам за все благодарен! — воскликнул он наконец. — Ведь только из-за вас мои жена и ребенок помрут с голоду, а мне придется самому выхлебать все свое вино, чтобы оно не прокисло.

— Ничего, старина, мы тебе поможем, хотя вино у тебя прескверное, насмешливо утешил его один из сидевших за столом.

Ничего не ответив ему, трактирщик подошел к главарю.

— Чем скорее вы уберетесь отсюда, тем лучше. Сколько бы вы не каялись, в Соединенных Штатах вам рассчитывать не на что.

— Это я и без тебя знаю, — ответил Лафит, ибо то был именно он. Если бы я мог предвидеть такое…

— И что тогда? — возразил Бенито. — Вы получили по заслугам. Или вы надеялись на почести и государственные должности?

— К черту все их государственные должности! Мне куда более по душе…

— Постыдились бы! — оборвал его трактирщик. — Вы награбили столько, что могли бы безбедно прожить остаток дней в мире и покое. Впрочем, в бою вы вели себя на редкость достойно.

— Заткни свою глотку, Бенито! — презрительно бросил Лафит. — Мне тошно слышать похвалы от такого труса, как ты! Лучше попридержи язык, а не то… Проклятие! Газеты превозносят до небес любого капрала, а про меня, столько сделавшего для их победы, ни слова. Вчера я явился на прием к главнокомандующему, так меня провели к нему через заднюю дверь. «Личной храбростью вы искупили часть своих грехов, — заявил он. — Но вам придется покинуть нашу страну, ибо простить вас мы не можем». И в благодарность за все швырнул мне три тысячи долларов.

— Не так уж мало, скажу я тебе, — заметил трактирщик. — С такими деньгами можно недурно устроиться в Мексике. А здесь вам больше ждать нечего.

— Увы, это так. Сорок лет я мотался по белу свету, но лишь тут начал кое-что понимать. За два месяца я уразумел здесь больше, чем за всю предыдущую жизнь. Но что толку? Едва начав прозревать, я вынужден убираться прочь. Черт побери, что за люди! Одержав победу, которой мог бы гордиться сам Наполеон, они думают лишь о том, как бы поскорее вспахать и засеять поля.

— Коли уж вы решили начать новую жизнь, вам тоже следовало бы подумать об этом, — возразил ему Бенито.

— Эй, хозяин! — послышалось за дверью.

— Иду! — крикнул тот, выбегая из трактира.

— Наконец-то у меня снова посетители! — радостно объявил он, вернувшись. — Впрочем, не знаю, приятно ли вам будет повстречаться с ними.

И он что-то шепнул на ухо Лафиту.

— Проклятие! — выругался пират.

— Может, вам лучше уйти?

— Нет уж! Мы как-никак пока еще в свободной стране.

Тем временем в комнату вошел сержант, а за ним под конвоем двух ополченцев Токеа и Эль Золь.

— Они сдались без сопротивления, — прошептал сержант трактирщику. — И все же присматривайте за ними.

— Ни о чем не тревожьтесь, — заверил его Бенито, — не спущу с них глаз.

Когда мико оглядел убогое помещение с вытертыми коврами и грубо сколоченными стульями, на губах у него появилась горькая усмешка.

— Погляди, Эль Золь, — пробормотал он, — сколь охладели к нам сердца бледнолицых. Прежде нас принимали в богатом вигваме, а сейчас…

Молодой вождь тоже окинул взором комнату и вдруг заметил сидевших в углу пиратов. Глаза его вспыхнули яростью, ноздри затрепетали. Он бросился к их столу.

— Разве вождь пауни и каманчей для того сохранил твою презренную жизнь, чтобы ты ядовитым дыханием отравлял воздух, которым дышит несчастный отец Канонды! — воскликнул он, выхватив боевой нож и занеся его над Лафитом.

— Именем закона приказываю тебе — остановись! — сказал сержант, перехватив руку индейца.