Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами

Неожиданная поддержка со стороны Дубового Сука не только удивила, но и обрадовала Унгкве. Он достаточно хорошо знал человеческую натуру, чтобы понять — подоплекой непредвиденной оппозиции Дубового Сука служило нахлынувшее на того честолюбивое желание противоречить великому таинственному вождю Питеру; и Унгкве это как раз пришлось по душе.

Оппозиции, исходящей из разума, всегда можно противопоставить разумные же доводы, если таковые существуют; иное дело противостояние, порождаемое каким-либо чувством — оно, как правило, отличается большим постоянством. Все это отлично понимал и умел использовать вождь невзрачного вида по имени Хорек. Он счел момент подходящим и решил «ковать железо, пока оно горячо». После приличествующей обычаям паузы хитрый индеец поднялся и с благоговением оглядел присутствующих, словно сомневаясь, смеет ли он высказывать свои мысли в присутствии столь многих мудрых вождей. Показав таким образом, сколь ничтожным он считает себя перед лицом почтенного собрания, он начал говорить.

— Меня зовут Хорек, — сообщил он скромно. — Мое имя не повторяет названия самого могущественного из лесных великанов, как имя моего брата; хорек — разновидность крысы note 149, животного, живущего своим умом. Меня назвали правильно. Мое племя не ошиблось, дав мне это имя. Но не у всех индеев есть свои имена. У моего великого брата, который однажды сказал нам, что надобно снимать скальпы со всех белых, а теперь говорит, что скальпы снимать надо, но не со всех белых, у него имени нет. Бледнолицые зовут его Питером. Это хорошее имя. Но это имя бледнолицых. Мне бы хотелось узнать настоящее имя моего брата. Нам неведомо, к какому народу он принадлежит, к какому племени. Одни говорят, что он оттава, другие — что айова, а иные даже полагают, что он сиу. Я слышал, что он из Делавэра note 150, из Страны восходящего солнца. Есть и такие среди индеев, которые думают и говорят, что он чироки! Но у этих людей вместо языка змеиное жало. Я этому не верю. Это ложь. Так говорят лишь для того, чтобы навредить моему брату. Так говорят плохие индеи. Но нам безразлично, что говорят они. Пусть говорят.

Братья мои, я хочу, чтобы мы знали, из какого племени этот великий вождь, который то велит снимать скальпы, то велит не снимать. Может, тогда мы поймем, почему он говорит по-разному. Я верю всему, что он говорит, но желал бы знать, почему он так говорит. Всегда хорошо знать, почему мы верим тому или иному. Я слышал, как мой брат посоветовал отпустить этого бортника к его народу, но не понимаю, почему это было бы правильнее всего. Наверное, это потому, что я бедный индей: недаром меня зовут Хорьком. Я то самое животное, которое пролезает в маленькие отверстия. Такова моя природа. Бизон скачет по открытым прериям, и догнать его по силам только всаднику. А с хорьком все иначе: он пролезает в маленькие отверстия. Но он всегда смотрит, куда идет.

Великий вождь без имени и племени говорил о скво бортника. Этот вождь боится такого великого колдуна и желает, чтобы он ушел, взяв с собой все, что есть в его вигваме. У него нет скво. В его доме живет молодая скво, но она не его скво. А значит, нет нужды отпускать ее вместе с колдуном. Если мы возьмем ее скальп, это не может обернуться для нас вредом. Здесь мой брат ошибается. Пчелы жужжали слишком близко — от его уха. А у хорьков, как у всех прочих животных, острый слух; и я слышал, что эта молодая скво вовсе не приходится скво бортнику.

Ежели индеям надлежит брать скальпы со всех бледнолицых, то почему бы нам не начать с тех, что уже находятся в наших руках? Нож готов, голова рядом, нужна лишь рука, которая возьмется за нож. Но и рук таких в избытке. Бедному маленькому хорьку, который в поисках добычи пролезает в самые маленькие отверстия, кажется неправильным отпускать уже пойманную добычу. Я буду доволен, если мой великий брат, который не велит нам снимать скальп с бортника и той, которую он называет его женой, скажет нам, из какого он племени. Я — невежественный индей, а потому хочу узнать, что только можно; и это я тоже хочу узнать. Может, тогда мы поймем, почему вчера он дал нам один совет, а сегодня совсем другой. Для этого есть своя причина. И я хочу ее узнать.

И Унгкве медленно опустился наземь. Он говорил чрезвычайно скромно, всем своим видом выказывая собственное ничтожество. Точно так же ведет себя порой какой-нибудь наш демагог, который рассыпается в комплиментах своей аудитории, не переставая при этом умалять собственные заслуги и выдавая себя чуть ли не за последнего человека. Питер с первых же слов Унгкве понял, что имеет дело с умным противником, и постарался ничем не выдать охватившего его возмущения, вызванного тем, что столь незадачливый вождь осмелился ему противоречить. Питер, человек бывалый, владел всеми хитроумными приемами властвования над людьми и собирался с их помощью достигнуть великой цели. Таковой было фактическое уничтожение белой расы, и во имя этой идеи он был готов на все. Но сейчас, когда впервые за много лет во мраке его души мелькнул проблеск человечности, против него неожиданно выступил один из тех людей, которых ему стоило огромного труда склонить на сторону своих заветных планов! Будь это хотя бы прославленный вождь, с этим еще можно было бы примириться; но против него, против Питера, поднял голос человек, который, судя по его прошлой жизни, хорошо известной Питеру, не имел ни малейшего права открывать рот на таком синклите. Неудивительно, что дикарь, на протяжении многих лет пользовавшийся непререкаемым авторитетом и не привыкший к возражениям, кипел от возмущения. Скрывая его под маской невозмутимого спокойствия, таинственный вождь встал, чтобы ответить Унгкве.