Джеймс Купер - Морские львы

В американских нравах заметно какое-то однообразие, которого не встречаешь в Старом Свете. Только внимательный наблюдатель несколько отличит американца восточного от американца западного, жителя северного от южного, янки от обитателя центра Соединенных Штатов, бостонца, манхэттенца и филадельфийца. Но когда подумаешь о многочисленности племен, составляющих один народ, и об обширном материке, который они занимают, то еще удивишься тому племенному сходству, которое существует между ними.

Однако несмотря на этот общий характер американского общества, есть исключения из этого однообразия: в некоторых частях Соединенных Штатов замечаем не только различие, но даже оригинальность нравов, которой нельзя не удивляться. Действующие лица этой повести принадлежат к одному из этих исключительных округов и, следовательно, не принадлежат к тому однообразному типу, который уравнивает остальную Америку.

В то время как соседние графства потеряли почти совершенно свой отличительный характер, Суффолк, одно из трех, которые охватывают территорию Лонг-Айленда и которые составляют самые старинные графства, нисколько не изменился. Суффолк остался Суффолком. Население этого графства происходит от английских пуритан, которые эмигрировали в Америку.

Прибавим, что Суффолк имеет только один приморский порт, хотя его берега гораздо пространнее, нежели остальной части Нью-Йоркского штата. Притом это не порт для общей торговли, потому что он наполнен только китоловными судами, и китовая ловля, этот трудный и еще не доведенный до совершенства промысел, составляет занятие его жителей.

Для китоловного судна необходимо, чтобы на нем был такой же порядок, как в полку или на военном корабле. Этот дух порядка существует во всех гаванях, где преимущественно занимаются ловлей китов. Таким образом, в 1810 году, времени, с которого начинается эта повесть, в Саг-Харборе не было ни одного человека, посвятившего себя этому занятию, которого не знали бы не только его товарищи по опасностям, но и все окрестные женщины и девушки. Китоловный порт, да позволят нам это выражение, ничего не значит без населения, занимающегося ловлей китов, и Нью-Йорк очень редко успевал в подобных предприятиях, хотя обращался к китоловным портам, чтобы подыскать там офицеров, способных к командованию этими экспедициями. В успехе есть нравственная сторона, и когда счастливая ловля отзовется во всех жилах местного интереса (да простят нам эти слова), то на долю смелого и неустрашимого гарпунщика, для противника и победителя морских чудовищ, выпадают народная слава, любовь, восторг и даже приятные улыбки.

Лонг-Айленд на востоке раздваивается и представляет, так сказать, две оконечности, из которых одна носит название Ойстер-Понда, тогда как другая, простираясь к Блок-Айленду, составляет мыс Монтаук. Между двумя концами вил, которые образует Лонг-Айлендский остров, находится Шелтер-Айленд, остров, лежащий между единственным в графстве Суффолк портом Саг-Харборским и совершенно сельским деревенским видом подле морских волн берега Ойстер-Понда. В первых годах текущего столетия было очень трудно найти округ более отдаленный, оазис менее многолюдный, чем Ойстер-Понд. Нужен был взгляд купца, чтобы связать эту уединенную косу земли с другими берегами и открыть сообщение между Ойстер-Пондом и остальной Америкой. Надо было воспользоваться водами, которыми Ойстер-Понд был почти окружен и из препятствия сделать средство сообщения. И теперь Ойстер-Понд находится на пути между двумя большими американскими рынками. Это было пагубным и смертельным ударом, нанесенным уединению, простоте, оригинальности этой стороны, этому уединенному на морском берегу полю, очень близкому к большому порту, от которого, однако, оно было отделено и находилось в стороне.

Был один из прекраснейших дней сентября месяца и воскресенье. Подле одной из набережных Ойстер-Понда можно было заметить шхуну, которую спустили совсем недавно и оснащение которой еще не кончили, что было заметно по парусам. Работа по причине праздника была отложена и особенно потому, что шхуна принадлежала приходскому дьякону Пратту, который жил в доме, стоящем в полумиле от берега, и владел несколькими угодьями, от которых получал довольно хороший доход.