Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами

— О, конечно хорошо! У меня бы язык не повернулся отозваться плохо об охотнике, который так хорошо о нас заботится.

— Тогда что это значит?

— Это слово означает охотника, который приносит много еды своей жене и детям.

— Тебе достаточно, а?

— Мне достаточно, Быстрокрылый Голубь, спасибо тебе за твое усердие. Еда индеев, однако, не всегда годится христианскому народу, хотя тело сыто. Здесь, на прогалинах, мне не хватает многих вещей, к которым я привыкла в прежней своей жизни.

— А чего скво не хватает, а? Может, индей его когда-нибудь отыщет.

— Спасибо тебе, Быстрокрылый Голубь, благодарю тебя от всего сердца за твои слова, не меньше чем если бы ты уже сделал все, что собираешься сделать. Ведь желание помочь другому уже благодеяние, даже если за ним не следует поступок. Но в этих местах, на прогалинах Мичигана, тебе никогда не найти пищи, какую стряпают себе бледнолицые. Когда чрево предается воспоминаниям о всех вкусных вещах, существующих в Америке, им нет ни начала, ни конца. Больше всего мне недостает чая. За ним следует молоко. На третьем месте, пожалуй, гречневая каша и кофе. Кофе, наверное, можно еще приготовить из лесных растений, а вот чай заменителей не имеет. Потом, я люблю белый хлеб, особенно с маслом, картошку и многое другое, что с удовольствием ела до той поры, пока не приехала сюда, в Край заходящего солнца. А уж о пирогах и пирожных я стараюсь и не думать!

Быстрокрылый Голубь, не спуская внимательного взора с лица молодой женщины, напряженно вслушивался в перечень ее излюбленных блюд родной кухни. Когда она замолчала, он поднял палец, взглянул на нее многозначительно и произнес:

— А почему ты не идешь обратно, ко всем этим вкусным вещам? Бледнолицым лучше есть пищу бледнолицых, а пищу индеев оставить индеям.

— По мне, Быстрокрылый Голубь, так и должно быть. Оленина, птицы из прерий, дикие утки, форель, медвежатина, дикие голуби, вся рыба, что водится в этих западных реках, очень хороши для тех, кто вырос на этой пище, но раздражают нёбо человека с востока. Я готова хоть каждый день есть жареный бифштекс вместо бизоньей вырезки и домашнюю курочку вместо лесной птицы.

— Да. Так чувствует бледнолицая скво. Лучше идти обратно к себе и кушать, что хочешь. Лучше идти побыстрее, совсем быстро, лучше сегодня.

— Ну я не так уж тороплюсь, Быстрокрылый Голубь, прогалины мне нравятся, я готова пожить здесь еще немного, посмотреть, что собираются сделать все эти индеи, о которых мне рассказали. Устроились мы тут неплохо, отношения у нас с твоим народом хорошие, сейчас разумнее не двигаться с места. Кругом идет война, в такое время путешествовать опасно, так говорят мне мужчины. Когда Гершом и Бурдон захотят двинуться в путь, я тоже буду готова.

— Лучше идти сейчас, — ответил Быстрокрылый Голубь и направился к ручью, где встал на колени и жадно припал ртом к воде. Серьезный тон, которым он дал свой совет, и многозначительное выражение его лица привлекли внимание миссионера, который, всецело находясь во власти своей идеи, решил, что стремление избавиться от белых так или иначе связано с нежеланием индейцев согласиться с тем, что они евреи. Он был немало удивлен и разочарован упорством, проявленным вождями, и, пребывая в таком настроении, все происходящее вокруг неизбежно связывал с этим обстоятельством.

— Я надеюсь, Быстрокрылый Голубь, — сказал он чиппева, следуя за ним к ручью, — я надеюсь, вожди не обиделись на мои слова о еврейском происхождении вашего народа. Я так думаю, что принадлежать к богоизбранному народу великая честь, а не позор. Надеюсь, я не оскорбил вождей, причислив их к евреям.

— Не думают ничего об оскорблениях, — возразил индеец-буквалист, поднимаясь с колен и вытирая рот тыльной поверхностью руки. — Думают, какая разница — еврей или индей.

— Я бы, например, был счастлив сказать, что являюсь потомком детей Израиля.

— Если счастлив, почему не сказать? Счастлив — это хорошо. Индей все любят быть счастливы.

— Потому что я не могу этого сказать, не изменяя истине. Мои предки не дети Израиля, а неевреи. Иначе я бы с гордостью говорил, что я еврей, но не по вере, а по происхождению. Я полагаю, у вождей нет оснований обижаться на меня за то, что я говорю, что думаю.

— Говорю тебе, не обижаются, — возразил Быстрокрылый чуть сухо. — Не думают, еврей или индей. Знают, это без разницы. Охотятся там же, дичь — одна, скальпы — одинаковые. Разницы нет, и не беспокоятся.

— Я рад, я очень рад, но если это так, если вожди не в обиде, почему ты советовал Дороти столь поспешно покинуть прогалины? Нехорошо пускаться в путь без молитвы, не подготовившись заранее. Почему же в таком случае ты ее торопил с отъездом?