— Я индей, — сказал Дубовый Сук. — Мой отец был индеем, и мать моя была дочерью индея. Все мои предки были краснокожими и их сыновья тоже. Почему я должен хотеть быть кем-нибудь иным? Я спросил у моего брата, знахаря-пастора, и он признался, что евреи — бледнолицые. Зря он в этом признался, если желает, чтобы индеи стали евреями. Кожа у меня красная note 148. В такой цвет ее выкрасил Маниту моих праотцев, и их сын не будет пытаться смыть его. Смойте красный цвет с моего лица, и я стану бледнолицым. Никакой боевой раскраски не хватит тогда, чтобы скрыть мой позор. Нет, я родился краснокожим, краснокожим и умру. Иметь два лица плохо. Индей не змея, чтобы менять свою кожу. Он хочет сохранить кожу, в которой родился. В этой коже он играл ребенком; в ней пошел впервые на охоту; по ней его узнают медведи и олени; в ней он встал на тропу войны, и враги, завидев ее, затрепетали; скво узнает его по коже, когда он возвращается к себе в вигвам; и когда он умирает, его хоронят в той же коже, в какой он родился. Кожа у человека одна, и она имеет один цвет. Вначале она невелика — маленькому ребенку зачем большая кожа? Но ребенок растет, а вместе с ним растет и его кожа, и ее хватает даже самому большому воину. И все потому, что Великий Дух прилаживает кожу к человеку. А все, что делает Маниту, хорошо.
У моих братьев есть скво, а у скво есть детишки. Разве скво раскрашивают младенцев цветными камнями? Нет, в этом нет надобности. Маниту окрашивает их в красный цвет еще до того, как они появляются на свет. Как это происходит, я не знаю. Я всего-навсего бедный индей и знаю лишь то, что вижу своими глазами. Я видел, что младенцы рождаются красными, а воины красными умирают. И при жизни они тоже красные. И этого достаточно для меня. Их предки никогда не могли быть бледнолицыми, иначе на детях были бы белые пятна. А их нет.
Воронье Перо говорил о потерянных евреях. Меня это не удивило. По-моему, так все бледнолицые — потерянные. Бросают свои места охоты и идут на чужие. Инд ей так не поступают. Потаватоми не убивают оленей айова, а оттава — оленей меномини. Каждое племя знает, где его дичь. А все потому, что они не потерянные. Мой бледнолицый отец желает мне добра. Он проделал долгий трудный путь, чтобы рассказать нам о своем Маниту. За это я ему благодарен. Я благодарен всем, кто желает мне добра. А тем, кто желает мне зла, я наношу удар сзади. Таков обычай у нас, у индеев. Я не хочу обижать знахаря-пастора, потому что он, думаю я, желает мне добра, а не зла. Но закон у него странный. Закон велит быть добрым к тем, кто причиняет тебе вред. Краснокожие не признают такого закона. Это плохой закон. Я не удивляюсь, что племена, жившие по такому закону, потерялись. Они не умеют отличать своих врагов от друзей. Они не знают, с кого надо снимать скальп. А что это за воин, который не может найти, с кого бы ему снять скальп? Нет, такой закон превратит в женщин храбрейших из храбрых на всех прогалинах или в прериях. Он, может, и хорош для евреев, которые потерялись, но для индеев, которые знают, по каким тропам ходить, он плох. Пусть скажет другой. Эта краткая декларация по вопросу, столь недавно поднятому в Совете, вызвала у слушателей огромное удовлетворение. Все присутствующие явно предпочитали быть краснокожими, знающими, где они находятся, чем бледнолицыми, сбившимися с пути и заблудившимися. Незнание дороги — бесчестие для американского дикаря, и он никогда не согласится признать, что этим пороком страдает та часть большой человеческой семьи, к коей он принадлежит. Слова о том, что янки «потерялись» и с тех пор блуждают невесть где, усладили слух большинства сидевших в круге вождей и невероятно повысили ораторскую репутацию Дубового Сука, попавшего, можно сказать, точно в яблочко.
Воцарилась долгая томительная пауза, в продолжение которой трубка мира сделала не один круг. Прошло не менее получаса после выступления Дубового Сука, прежде чем Питер поднялся со своего места. К этому моменту слушатели уже сгорали от нетерпения и любопытства. Они понимали, что раз Питер так долго колеблется и размышляет, никак не решаясь заговорить, то для этого должна быть причина чрезвычайной важности. И когда таинственный вождь, великий сниматель скальпов, встал, чтобы раскрыть рот и сказать свое слово, слушатели замерли, пожирая Питера глазами. Он, однако, встав, еще какое-то время осматривался вокруг себя молча, словно желая окончательно собраться с мыслями, прежде чем доверить их языку.
— Что есть земля? — вопросил Питер, и в мертвой тишине его низкий гортанный голос донесся даже до самого отдаленного из слушателей, внимавших ему с восхищением и любопытством. — Земля — это одна равнина, сливающаяся с другой; реки, следующие друг за другом; озера, следующие друг за другом; и замечательные леса, вроде бы без конца и края, отданные людям для жизни в них. Великий Дух разделил эти бескрайние земли между всеми людьми, предоставив каждому народу свой участок для охоты. А людей он покрасил в разные цвета. Любимцев своих — в красный, ибо таков цвет и его кожи. На краску для менее любимых детей своих он поскупился — они красные только местами. Нелюбимых же Великий Дух макнул в черную краску, и они стали чернокожими. Таких цветов бывают люди. Может, встречаются и иные, но я их не видел. А говорят, что встречаются. Увижу, тоже буду знать.
Читать дальше