Юрий Корочков - Гром над архипелагом

В июле 1810 года из Архангельска в Норвегию с грузом ржи отравился купеческий бриг «Евплус». На корабле было 8 матросов, капитан мещанин Матвей Герасимов и штурман из отставных офицеров Спиридонов. 19 августа, немного не доходя до мыса Нордкап, с «Евплуса» увидели трехмачтовый корабль, который сразу направился в сторону брига.

Произведя выстрел, корабль спустил шлюпку, и вскоре беззащитный транспорт был взят на абордаж. Захватчиком оказался английский фрегат, рассчитывавший на богатую добычу в горле Белого моря, через которое идет торговля пушниной и ворванью. Захват даже одного приза с подобным грузом способен обогатить капитана и обеспечить ему безбедную старость. Но на этот раз англичанам не повезло – старый гнилой бриг с не слишком дорогим грузом не представлял особой ценности. Досматривавший судно лейтенант был откровенно разочарован, вскрыв трюм. Да и в каюте нашлись лишь жалкие 20 рублей серебром, да столько же ассигнациями.

Шестерых матросов англичане забрали в плен, взамен же направили на «Евплус» призовую партию – мичмана и семерых матросов. Не стоит думать, что английские матросы заменили пленных – подцепив судно на буксир за фрегатом, они немедленно принялись отдавать должное судовым запасам пищи и водки.

На долю четверки русских выпала бессменная круглосуточная вахта, не прерываемая на такие «ненужные» для «этих свиней» вещи, как еда и сон. Вода не откачивалась, и скоро ее уровень в трюме старого брига дошел до четырех футов. 23 августа погода засвежела, и фрегат перестал справляться с буксировкой отяжелевшего транспорта. Скинув в ледяную беломорскую воду двоих из ранее плененных матросов, англичане отдали буксир, и удалились в неизвестном направлении. После того, как несчастных выловили, для русской команды начался ад: десять дней без сна и еды в неспокойном море на текущем как решето судне под прицелом пистолетов ухмыляющихся захватчиков довели людей до отчаяния.

В конце концов, Герасимов решился на бунт. Он переговорил с матросами, и нашел единодушную поддержку своим планам, однако штурман, не понаслышке знавший порядки английского флота, отчаянно боялся и утверждал, что захватчики только и ждут предлога, чтобы всех убить. В конце концов, его пришлось связать, и пятерка отчаявшихся истощенных людей устремилась в атаку.

Джон Рид, оставленный в этот вечер часовым, поплатился за свою беспечность жизнью. Оглушенный метким броском камня, брошенного недрогнувшей рукой того самого матроса, которого он всего час назад подгонял плеткой и величал «неповоротливой свиньей», англичанин отправился за борт. Теперь очередь была за остальными захватчиками, вольготно расположившимися в единственной на «Евплусе» каюте.

Дверные петли в каюте отчаянно скрипели, и, если бы дверь была открыта, то все могло обернуться иначе. Но мичман королевского флота Бигс любил комфорт, а через дверной проем в каюту попадала постоянно заливавшая палубу на волнении вода. Приказав задраиться на ночь как можно плотнее, мичман сам подписал себе приговор. После устранения часового, Герасимову с товарищами только и оставалось, что тихонько забаррикадировать единственную дверь.

Все попытки проснувшихся поутру англичан освободиться были тщетны, и 6 сентября полузатопленный «Евплус» достиг берегов Дании. Моряки без промедления пригласили на судно представителей местных властей, которым и передали захватчиков. Не стоит говорить, как обрадовались датчане «любимым» гостям с острова, совсем недавно утопившим их флот в собственной базе без шанса даже выйти в море и сразиться.

Трофеем отважного кормщика остались шпага, кортик и пистолет мичмана, а также английский военно-морской флаг и комплект карт. Все это господин Герасимов впоследствии передал в Архангельское адмиралтейство. Флаг повесили на стене архива, где я его и увидел. Примечательно, что мягко говоря не проявивший храбрости бывший лейтенант Спиридонов, остался безнаказанным, но был вынужден покинуть Архангельск, поскольку ни один судовладелец не хотел более иметь с ним дела.

Следующими двумя письмами были официальный вызов в главный морской штаб, и вежливая записка Александра Христофоровича Бенкендорфа с приглашением «заглянуть на огонек, когда Вы разделаетесь с делами в штабе». Из самой формулировки уже следовало, что вызов из штаба если и не был напрямую организован самим графом, то не остался без его внимания.

Поскольку конкретных сроков в письмах не называлось, то Иван решил, что может еще несколько дней провести в кругу семьи. Два дня пролетели как миг. Иван понимал, что просто так по осени офицеров в штаб не вызывают, и готовился ко всему, вплоть до немедленного путешествия на дальний Восток зимним путём через всю Сибирь. С его опытом плавания в дальневосточных водах такое назначение было вполне вероятным, особенно если начальство решит задвинуть от греха офицера, потопившего «дружественный» английский корвет. На третий день готовый ко всему лейтенант простился с родными, и через неделю прибыл в Петербург.