Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

А Павлик? А Наташа? Отплевываясь и фыркая, Аня огляделась. Кругом покачиваются бочки, доски, разбитые ящики. Метрах в пятидесяти, черный на фоне сумеречного неба, уходит под воду пароход. Синие огни бегут там и там по обгоревшим бортам и рангоуту. Павлик! Павлика нет на палубе. О господи, неужели он там? Кто-то там еще возится около спасательных плотов. А, капитан! Но почему он не прыгает? Михаил Кириллович! Соленая пена ударила ей в рот, забила дыхание. Капитан спускается по трапу, а надо прыгать! Скорее, скорее! Две темные фигуры карабкаются по узкому трапу на мачту, погрузившуюся уже на треть высоты. Один сорвался, упал в воду, опять схватился за трап. Другой уже добрался до салинга, сейчас будет у клотика. Быстро лезет, хороший матрос. Но еще быстрее погружается мачта, и волна уже хлестнула по клотику.

Но где Павлик? Где Наташа? Господи, как тяжело плыть в этой шубе. Не взмахнуть рукой. Прямо перед глазами Ани поднялась волна, а на волне — Наташа, цепляющаяся за спасательный плот, и рядом с ней Илья.

Темными, обожженными руками держится Наташа за спасательный плот, голова ее с обгоревшими волосами то и дело падает; она вот-вот разожмет пальцы. Но почему он не поддержит ее? Аня рванулась к плоту, одной рукой подхватила Наташу.

— Илюша, ты не ранен?

— Вот и все. Доигрались, — прохрипел Илья, поворачивая к ней искаженное страхом лицо.

— Аня, отпусти, мне больно! — вскрикнула Наташа.

— Ничего, ничего, — торопясь, заговорила Аня. — Илюша, смотри, вон уже идет шлюпка. Наташа, ты ведь сильная, сильнее меня, потерпи, милая.

Илья оглянулся. И правда, с другой стороны подходила шлюпка. На руле сидел Понуренко, на носу — боцман, а гребли двое — один с перевязанной головой.

Плот подтянули. Они втащили в шлюпку девушек и прикрыли их парусом. Илья словно оцепенел. Тут его подхватили под мышки, рывком перебросили через борт. Он плюхнулся возле гребцов, как мокрая тряпка.

Через минуту он открыл глаза и оторопел: лицом к нему лежал Павлик Драгула.

— Привет, ковбой, — хрипло сказал Павлик. — Не ожидал меня встретить?

Когда в шлюпку посадили девушек и Илью, бот уже унесло далеко от места катастрофы. Наташа не подавала признаков жизни, но едва боцман попытался перевязать ее обожженные руки, она застонала.

— Ничего, ничего, Наташа, потерпи.

— Не надо, боцман, — сказала она внятно, — дайте мне воды. Воды! Я умру сейчас.

— И мне воды… — раздался из-под брезента голос Павлика.

— Ну что же, Анатолий Степанович, дайте им воды, анкерок на носу, — сказал Вербицкий. — Что ты примолк?

— Сейчас, — после паузы сказал Егоров.

Забулькала вода. Наташа жадно пила, хватая зубами край чашки. Напоив Павлика, боцман перебрался к стармеху и шепнул ему на ухо.

— В анкере воды почти нет.

— Это еще почему? — с тихим бешенством спросил Вербицкий. — Вы что, не проверяли снабжение?

— Не успели, — сказал боцман, с трудом разжимая челюсти. Глаза его сверлили кудрявый затылок Ильи, свернувшегося калачиком на дне шлюпки.

Ну конечно, «не успели». Шлюпка, которую полностью снабдил в тот день юнга, разбита вдребезги, а на этой работал Кравцов. Как он сказал тогда: «Не хочу делать приятное начальству…» Небольшое нарушение дисциплины!

— Не успели, я виноват, — повторил боцман, наклонив голову.

Васе Березину с трудом удалось отплыть от тонущего парохода. Волны, которые с палубы казались не такими уж большими, теперь закрывали полнеба. Они вырастали перед ним, как холодные горы, одна за другой, одна за другой, бесконечные, могучие, жестокие, и каждая могла поглотить его, и он, растерянно барахтаясь в воде, краешком сознания удивлялся, что все еще держится на поверхности.

Отплыв, как ему казалось, порядочное расстояние, он схватился за болтавшуюся рядом лючину и попытался отдышаться. «Зея» была от него в полусотне метров, она погрузилась до спардека, а задранный нос полностью вышел из воды. На шлюпочной палубе, с большим свертком в руках появился кочегар Молчанов. Вася видел, как он спустил сверток за борт и тот закачался на волнах. Потом Молчанов прыгнул сам, как был на вахте, в майке и брезентовых штанах, и поплыл, подталкивая свой поплавок.

И лишь теперь Вася почувствовал леденящий холод воды. Холод и страх перед этой бескрайней, бездонной, не знающей жалости пустыней. Исчез в пропасти пароход, и словно не было его никогда — все те же волны кругом, а на них какие-то едва заметные даже вблизи обломки, за которые цепляется несколько уцелевших людей.