Юрий Рытхэу: Остров надежды

Несколько дней спустя Старцев сдал Павлову десяток песцовых шкур и три медвежьи. При этом он жаловался, что ему не на что жить, не на что покупать продукты.

– Я согласился поехать сюда, чтобы мне дали возможность заработать. Иначе какой смысл тащиться в такую даль?

Можно было бы ему напомнить, как за него слезно просил сам Иерок, доказывая Ушакову, что еще один русский будет только на пользу. И несмотря на предостережения Павлова, Ушаков все же решился взять Старцева, надеясь, что вдали от своего бывшего хозяина, в здоровой трудовой обстановке он переменится.

– Он и так хорошо зарабатывает, – сказал Ушаков, выслушав Павлова. – Жаловаться у него нет никаких оснований. Он получает продуктов в три раза больше, чем самый добычливый охотник.

Надо было радоваться весне, но с каждым теплым днем, с прилетом птиц все тревожнее становилось на душе Ушакова: а если парохода и в самом деле не будет?

Однако внешне он держался так, как будто был абсолютно уверен: корабль придет. Он велел привести в порядок всю добытую пушнину, просушить ее на ветру, на весеннем солнце. Женщины занялись шитьем полотняных мешков, куда нужно будет упаковать песцовые шкурки. Медвежьи шкуры очищали от оставшегося жира и тоже сушили. Их было столько, что пришлось строить дополнительные вешала.

По вечерам Ушаков приводил в порядок архив, свои записки, сортировал коллекцию минералов, насекомых и растений.

Эскимосы знали об этом и приносили ему все примечательное, что попадалось им на глаза.

Когда пришли первые моржи, Кивьяна подстрелил на льдине огромного зверя, у которого оказалось две пары клыков. Хотя голова по праву принадлежала ему, Кивьяна, после полагающихся почестей, преподнес ее умилыку.

– Когда ты отсюда уедешь, глядя на эту голову, будешь вспоминать нас, – сказал он.

Еще на Первомайском празднике Ушаков объявил, что желающие могут покинуть остров, когда приедет новая смена зимовщиков. Но через несколько дней Тагью и Аналько от имени всех эскимосов сказали, что ни одна семья не желает возвращаться в бухту Провидения.

– Конечно, нам бы хотелось взглянуть на родной Урилык, – сказал Аналько, – но нам и здесь хорошо. Лучше, чем в бухте Провидения. Мы привыкли к острову, обжили его. И самое главное – тут много зверя и есть охота. Мы здесь почувствовали себя настоящими людьми.

Правда, Нанехак сказала, что Аналько целый вечер вопрошал духов (потому и не уехал сразу после праздника к себе на становище), и они ему посоветовали не покидать остров. Те Силы, которые живут в Урилыке, могли разгневаться и отомстить за то, что люди оставили их. А к здешним уже привыкли. Так что и с этой точки зрения им лучше оставаться на острове.

Когда от берега отошел ледовый припай, к Ушакову явился Старцев. Он долго мял шапку, прежде чем выговорил:

– Георгий Алексеевич, позвольте мне остаться…

– Ты прекрасно знаешь, почему я хочу тебя отсюда убрать, – сухо ответил Ушаков.

– А что я буду делать на материке? Кому я там нужен? – всхлипнул Старцев.

Ушакову неприятны были слезы взрослого мужчины, и он брезгливо поморщился:

– Иди! Ты меня не разжалобишь.

Однако в тот же день в деревянный дом пришла Таслехак, жена Старцева, с сестрой Нанехак. Обе они стали упрашивать Ушакова оставить Старцева на острове.

– Он совсем стал эскимосом, – уверяла Нанехак. – Там, на материке, он пропадет.

– Я что-то не видел, чтобы эскимос так поступал, как поступает Старцев, – заметил Ушаков.

– И такие эскимосы бывают, – сказала Нанехак.

– А что молчит твоя сестра? – спросил Ушаков, обращаясь к Таслехак.

– Она тоже очень просит, она любит Старинна. – Нанехак, похоже, окончательно взяла на себя роль адвоката.

– Любит? – с оттенком недоверия спросил Ушаков.

– Да. Такие уж мы, эскимосские женщины. Если полюбим русского, то очень сильно и на всю жизнь… Разреши ему остаться, умилык…

Наконец и Таслехак подала голос:

– Он стал хорошим.

– Ну, раз такое дело, – махнул рукой Ушаков, – пусть остается.

Видимо, теперь Старцев поверил, что пароход обязательно будет. Остался только один человек, который еще сомневался, – это сам Ушаков.

Ушаков старался не уезжать далеко: он ждал пароход. Охотился в окрестностях поселения. Теперь он сам осторожно намекал людям, что не исключена возможность и четвертой зимовки.

Но тревожило это, главным образом, доктора Савенко и его жену, которая в последнее время стала прихварывать. Болезнь ее удивляла эскимосов, ведь они были уверены в том, что уж доктор с женой надежно ограждены от любых заболеваний.