— А Лазарев где был в это время?
— Не знаю. В рубке его уже не было. Может, за борт смыло, как и других. Темно ведь. Я вылез на щит и кричать стал, чтобы все плыли к берегу.
Он замолчал, и Арсеньев долго не решался задавать никаких вопросов, потом всё-таки спросил:
— Но если Лазарев, как вы утверждаете, написал неправду, то зачем? Да ещё перед верной гибелью.
— Хотел бы я это сам у него спросить, да придется подождать, пока встретимся на том свете.
— Непонятно, почему же всё-таки он это сделал?
— Не знаю и знать не хочу. Пусть следователь разбирается.
— Следователь дело заканчивает. Теперь во всём будет разбираться суд.
— Станут всё-таки меня судить? — подняв голову, недоверчиво спросил Голубничий.
— Станут, Сергей Андреевич.
— Ну, тогда пусть суд во всём и разбирается.
«Да, трудный мне достался подзащитный», — размышлял Арсеньев вечером, снова с карандашом в руках листая пухлое уголовное дело.
Следователь, в общем-то, прав: дело казалось ясным и простым. Голубничий всё отрицал. Но голословное отрицание — отнюдь не лучший способ защиты, нужно убедительно объяснить все свои поступки.
К чему сводились обвинения, выдвинутые против капитана? Арсеньев выписал их на отдельный листок:
«1. При попытке поскорее вернуться под защиту ледяного припая Голубничий сделал слишком резкий и крутой поворот вправо.
2. При повороте он не учел сгонно-нагонного течения, сносившего траулер на камни.
3. Не вел в это время непрерывного наблюдения за эхолотом, в результате чего не заметил опасных подводных камней.
4. Не выставил на носу траулера впередсмотрящего, который мог бы заметить близость камней по бурунам пены».
Итак, четыре пункта. Все они в своё время обсуждались комиссией, и по каждому вину капитана признали недоказанной.
Но вот появилась бутылка с письмом. Пришлось взглянуть на гибель траулера иными глазами, и то, что казалось сомнительным и недоказанным, теперь настораживало.
«Дело ясное», — сказал следователь, однако задача перед ним стояла нелегкая. Доказательства вины Голубничего ему приходилось собирать по крупицам, подчеркивая и выделяя то, что на первый взгляд могло показаться несущественным.
Никто ведь, кроме капитана и двух других спасшихся моряков, не мог рассказать, как же в самом деле всё произошло в ту страшную штормовую ночь. А они повторяли то же, что говорили и раньше, на заседаниях комиссии. Никаких новых данных не прибавилось. И письмо Лазарева не содержало никаких конкретных фактов.
«…Он растерялся и командовал полную чушь. Если бы не он, мы бы уцелели. И первый убежал с мостика, сволочь!» — в какой уже раз перечитал Арсеньев неровные строки на мятом листке бумаги, поспешно вырванном из школьной тетради.
Общие слова, ничего конкретного. А возражения Голубничего резонны. Слишком резкий и крутой поворот? Но это ведь тоже лишь общие слова. Где мерка того, насколько поворот в самом деле был «слишком крутым и резким»? Во всяком случае, он был не настолько крутым, чтобы судно из-за него перевернулось. Тут Голубничий, конечно, прав. Комиссия с ним согласилась, и на мнение опытных моряков надо ссылаться при защите. Поворот был необходим и выполнен успешно.
Не было учтено сгонно-нагонное течение? Но Голубничий действительно о нём ничего не знал. В этом районе он никогда прежде не плавал. И кто может упомнить все течения в море, к тому же постоянно меняющиеся в разное время года? О них предупреждает лоция. Но в старом экземпляре лоции, каким пользовался Голубничий, об этом течении ничего не сказано.
А новый экземпляр, как объяснял Голубничий, получить не успели. Лоций было мало, прибыла только первая партия. Естественно, их раздали в первую очередь молодым, менее опытным капитанам. Медлить же из-за этого с выходом в море было нельзя, рыба ждать не станет.
«Проверить и заручиться соответствующей справкой», — пометил Арсеньев в блокноте.
Возражения Голубничего насчет впередсмотрящего, пожалуй, тоже убедительны. Это обвинение выдвинул на заседании комиссии представитель портового надзора. Но все бывалые капитаны с ним не согласились: никто из них не послал бы матроса на верную гибель под ударами штормовых волн, да и не давал наблюдательный пост на носу траулера никаких преимуществ по сравнению с высоким капитанским мостиком. Тут вся комиссия тоже поддержала Голубничего.
Надо посоветоваться с Голубничим и пригласить экспертом на судебное заседание какого-нибудь опытного капитана-наставника. Он убедит суд, что именно так и следовало поступить в сложившейся обстановке.
Читать дальше