Патрик О'Брайан - Миссия на Маврикий

— Да я просто собирался сказать, что, может, тебе бы хотелось послушать, как Софи его описывает. Выходит, что это самый необыкновенный, исключительный ребенок…

Стивен слушал с приличествующим любезным выражением, тем временем запах жареного мяса и лука поплыл на корму, барабан грянул «Сердца из дуба», созывая к обеду кают-компанию. Желудок Стивена к тому времени уже вполне был готов подхватить мелодию — а рассказ о замечательном младенце все продолжался:

— Ты даже представить не можешь, Стивен, как это меняет все будущее мужчины — иметь сына! — возглашал Джек. — Вот теперь мне вполне есть смысл посадить в имении грецкий орех. Да что там, заложу целую плантацию дубов!

— Девочки могли бы собирать грецкие орехи и бегать под дубами. А их внуки — уже срубить их.

— Нет-нет, это совсем другое дело. Сейчас, благодарение Господу, у них есть приданное — и они неизбежно выйдут за каких-нибудь сальных типов с фамилией что-нибудь вроде Снукс… Стивен, согласись, это — совсем другое дело.

Прямо перед пятью склянками Джека прервал приход Пуллингса, все еще не в своей тарелке, и до сих пор кипящего негодованием полковника. Ровно в пять склянок появился Киллик собственной персоной со словами:

— Кушать подано! — и неподражаемым жестом ткнул большим пальцем в сторону столовой, куда и проследовала вся компания.

Пуллингс ел свою баранину молча, без особого аппетита, полковник Китинг, хотя и мог, согласно обычаям, говорить свободно за коммодорским столом, оставался также нем, видимо, боясь спугнуть словами последний малый шанс, на который у него еще оставалась надежда. Стивен предавался размышлениям, хотя время от времени ему удавалось заполнять паузы в потоке бодрого красноречия Джека. Когда, наконец, долгий обед был закончен, выпили, чокаясь, теплого портвейна за короля, миссис Обри и новорожденного Потрясателя Вселенной, и гости удалились проветриться, Стивен сказал Джеку:

— Я даже не могу сказать, чем я больше восхищаюсь: твоему неуемному чадолюбию, или твоему великодушию перед лицом разочарования. Не так еще давно ты бы предпочел, по примеру Нельсона, «приложить подзорную трубу к слепому глазу». Ты бы «не получил» этих приказов и взял Маврикий еще до того, как мистер Берти пронюхал бы, где ты находишься.

— Ну да, я разочарован, я признаю. Сначала, когда я еще месяц назад понял, что задумал адмирал, у меня была мысль пройти западнее. Но это бы не прошло, ты понимаешь. Приказ есть приказ, исключение из этого правила бывает одно на миллион, и это явно не тот случай. Маврикий должен пасть на следующей неделе — кто бы не командовал, и кому бы не досталась слава.

— Китинг настроен отнюдь не так философски.

— Так Китинг и не получал новости, что у него родился сын. Ха-ха, съел, Стивен?

— У Китинга их пятеро, обходятся папаше в копеечку, и, вдобавок, являются постоянным источником неприятностей. Так что известие о рождении шестого вряд ли бы погасило его возмущение, вот если б дочка — другое дело, ее он хочет давно. Странно, странно: данные чувства совершенно не находят отклика в моей душе — сколько я к ней не прислушиваюсь.

Возмущение Китинга вполне разделяли на «Боадицее» и других кораблях эскадры. Общее мнение гласило, что права коммодора грубо попрали, его обжулили и теперь убирают с глаз долой чуть не пинком под зад. Ведь всем было известно, что в гавани Порт-Луи дожидаются два захваченных «купца» Ост-Индской Компании и еще несколько не менее лакомых кусочков. А теперь, после явления на театре военных действий абсолютно ненужных линейного корабля, восьми фрегатов, четырех шлюпов и чуть не двенадцати полных полков «омаров», призовые выплаты придется делить с этими «дармоедами» — и хорошо, если хоть на пару пинт пива хватит.

Возмущение все нарастало, и, к моменту рандеву эскадр на Родригесе, достигло такого накала, что когда грохнул первый выстрел салюта с «Боадицеи» адмиральскому флагу, наводчик ляпнул:

— Эх старина, жаль, что оно не было заряжено картечью! — а рядом стоящий офицер не приструнил его.

С последним выстрелом салюта, и до того, как раздался ответ с адмиральского корабля, Джек распорядился:

— Спустить вымпел. Мой катер — на воду.

Уйдя в каюту снова простым пост-капитаном, он распорядился подать бриджи, шляпу с кокардой и мундир первого срока, дабы предстать перед адмиралом. Тяжело было пережить спуск своего вымпела, но его нельзя было оставлять в виду адмиральского флага без специального на то указания, но и уйдя вниз, Джек не обрел покоя. Чувство несправедливости происходящего жгло Киллика, подогреваемое дополнительной порцией грога, выданного экипажу, и, наконец, излилось на главную жертву. Своим самым сварливым тоном он заявил: