Патрик О'Брайан - Салют из тринадцати орудий [ЛП]

Переведено группой «Исторический роман»

Библиотека электронных книг и журналов

https://load-knigi.org/

https://скачать-книги.com/

https://knigi-skachat.org/

Всегда есть новинки

Несмотря на всю спешку, множество жен и любовниц пришли посмотреть на отбытие корабля. Все члены команды, не задействованные в сложной операции управления фрегатом, идущим круто к свежему ветру с зюйд-оста, наблюдали за белыми волнами их платков далеко на берегу, пока те не исчезли за скрывшим их из виду мысом Блэк-пойнт.

На квартердеке «Сюрприза» женатые офицеры со вздохом отступили от поручней и сложили подзорные трубы. Все — Джек Обри, командир корабля, капитан Пуллингс, волонтер на должности первого лейтенанта, Стивен Мэтьюрин, хирург, и Натаниэль Мартин, его помощник — были искренне привязаны к своим женам и очень сожалели о расставании.

Но так получилось, что из-за разнообразных официальных проволочек и других причин они все провели необычно много времени дома. В итоге, кого-то отодвинуло в семье на второй план рождение ребенка, кто-то пострадал от разногласий, от родственников жены, забившегося дымохода, протекающей крыши, растущей аренды, государственных налогов, общественной жизни, непослушания. Они повернулись к открытому морю на зюйд-весте, светло-синему небу, по которому слева направо неслись белые кучевые облака, темно-синему морю, четкой линией очерчивающему горизонт. А за горизонтом — бесконечные возможности, даже несмотря на запоздалое и не предвещающее ничего хорошего отплытие.

Приписывать им чувство освобождения или радости — абсурдное преувеличение. Но под сожалением о разлуке пряталась радость возвращения в простой мир. Здесь от крыши (или того, что за нее сходило) не требовалось обязательно быть водонепроницаемой. Здесь дымоходы и уровень бедности мало что значили. Здесь устойчивая иерархия, не зависящая от моральных и умственных достоинств, если и не ликвидировала разногласия, то хотя бы избавляла от самых непосредственных их проявлений. Здесь, наконец, слуги не могли сообщить об уходе.

Этот мир, конечно, лишен большинства удобств. По совести говоря, он довольно сложен, и ему присущ ряд опасностей. Но сложность эта, если так можно выразиться, более прямая, менее разнообразная. Да и, в конце концов, к этому миру они все привыкли.

Даже если просто пересчитать дни, Джек Обри, должно быть, провел больше времени на море, чем на суше. А если придавать большее значение формирующим личность годам юности, то беспристрастный наблюдатель мог бы на девять десятых причислить Джека к морским созданиям, тем более что и самые сильные эмоции он переживал в море.

Конечно же, на берегу любовь и столкновение с законом в его самой несправедливой форме оставили свой глубокий отпечаток. Но эти переживания, пусть и очень сильные, не смогли сравняться с теми, что он испытал как моряк, ни по количеству, ни по глубине. Помимо естественных для своего призвания опасностей штормов и кораблекрушений, Обри пережил больше сражений флотов и боев одиночных кораблей, чем большинство офицеров его эпохи. Не раз и не два он брал врага на абордаж, и именно тогда Джек сполна ощущал себя живым.

В обыденной жизни Обри вовсе не был агрессивным — веселый, жизнерадостный, дружелюбный и добродушный человек, ожесточающийся лишь при виде неумелых моряков. Но с саблей в руке на палубе французского корабля его охватывала дикая, первобытная радость, он как никогда чувствовал полноту бытия. Каждую деталь нанесенных или полученных ударов, каждую мелочь всего боя он запоминал во всех красках.

В этом отношении он отличался от своего друга Мэтьюрина. Доктор насилие не любил и удовольствия ни от какого боя не получал. Вынужденный сражаться, он дрался с холодной эффективностью. Но ему постоянно приходилось при этом держать под контролем чувство тревоги. И кровопролитие, и воспоминания о нем Мэтьюрину не нравились.

Мартин, помощник хирурга, тоже не берсерк. Частично, наверное, из-за принадлежности к служителям церкви, хотя он и не имел прихода, а сейчас — и сана, отказавшись от него для невероятно длинного, возможно кругосветного плавания в роли ассистента Мэтьюрина. Но большую роль в этом играло то, что ярости, боевой ярости, он не испытывал до тех пор, пока не нападали лично на него. Да и тогда он не мог особо разъяриться, испытывая просто бесконтрольное негодующее желание защитить себя.