Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества

Дрейк сказал хитровато:

— По совести говоря, было бы только справедливо, если б какая-то часть испанского золота, уплаченного за «достовернейшую» информацию о моих планах, — скажем, четвертая часть — отошла бы мне. Я бы тогда смог увереннее готовиться к экспедиции, а то приходится экономить на каждой мельчайшей мелочи. А для этого приходится влезать в эти дурацкие мелочи по уши, отвлекаясь от той подготовки, которую я никому передоверить не могу, — вы знаете, о чем я говорю.

— Хо-хо, Фрэнк, вы хотите получать деньги за достоверную информацию о своих намерениях? Бога ради! Я ничего не имею против этого. Только учтите: главная особенность оплачиваемой кассой моего ведомства информации о ваших действиях и намерениях — вовсе не степень ее расхождения с истиной, а…

— А что?

— Ага, интересно? Так вот, ценность ее определяется двумя пунктами: а) степенью доверия к ней противника и б) широтой ее распространения в неприятельском лагере.

— М-мда, с этим посложнее…

— Да нет, если разобраться, вовсе не в сложности дело. Для ума вашего калибра это не сложность. Любой разумный купчина справился бы (и справляются, скажу я вам!). Но это отнимает такую массу времени и денег… Вам пришлось бы отставить все ваши нынешние занятия…

— Ну, уж это — нет! Это меня бы не устроило!

— Еще бы! Полагаю, что и Англию бы тоже. Главный секрет моего ведомства, Фрэнк, в том, что любой среднеобразованный и (весьма желательно, но не обязательно) хоть на волос выше среднего уровня ума человек с нашей работой запросто бы справился. Надо только посвятить этому всего себя.

— Ну, тогда я в вашу фирму не перехожу.

— И не зову. С вас куда больше проку там, где вы сейчас находитесь. Но вернемся к вашему русскому юнге Тэду. Это вы его так назвали для удобства, а крещен он как?

— Представьте себе, это его подлинное имя! По-моему, я изменил в нем одну букву, для удобства.

— Одну всего? Удивительно! Обычно у этих русских имена такие, что ни выговорить, ни записать на слух, ни прочитать вслух европейцу невозможно! Хуже, чем у турок!

— Что ж, выходит, мне редкостно повезло.

— Судя по тому, что говорят оборванцы в тавернах, вам во многом редкостно везет. Это главное, чем вы известны после возвращения из Вест-Индии.

— Ну, слухи — это только на одну ступенечку повыше бабьей болтовни, — отмахнулся польщенный Дрейк.

— Будем надеяться, что этот Тэд станет удачным приобретением и в остальных отношениях.

— Ну, «приобретением» — сказано не вполне точно, сэр. Он не невольник, и я его не покупал. Такой же наемник по контракту, как и остальные в моей команде. Но насчет того, что он принесет нам удачу, — что ж, тому есть знамения.

— Дай Бог!

И два Фрэнсиса перешли к делу.

Уже более десяти лет Московия вела войну на западе — и пока, увы, ни одна из целей войны не была достигнута полностью и прочно.

А начиналась эта война при благоприятнейших предзнаменованиях, удачно и даже весело! Малой кровью и быстро брались крепости. Без боя сдавались торговые порты. Неприятель бежал на всех направлениях, точно заманивал русское войско в глубь своей территории. Потом… Потом как кто сглазил и российское войско, и его воевод, и тамошнюю местность, и даже самого царя Ивана Васильевича…

Вражьи крепости — точно кто в них гарнизоны иным, железным, племенем заменил, перестали сдаваться и стойко сидели в осаде месяц за месяцем, сковав половину, а затем и большую часть царского войска.

Новые и новые наборы «даточных людей» уходили в глубь Ливонии и застревали в ее сырых, пасмурных низинах, как нож в тесте. Земли там малородящие, хлеб для войска приходилось слать из России. И из того доходила до полков третья часть, редко когда половина. Потому что ливонцы побросали свои подзолистые пашни с хлебом по колено, где пожегши на корню серые хлеба, а где скотом потравивши, и ушли в дубравы. Сидя в дубравах, они на русские рати не нападали, а подкарауливали обозы с хлебом из России. Разграбивши их и выпрягши лошадей на мясо, снова хоронились в своих дубравах.

Помещики-немцы со своей челядью сидели в замках. Холопы их, ливонцы, сидели в своих лесных берлогах — и готовы были сидеть там еще хоть и десяток лет. На барщину ходить не надо и корму вдосталь. Кто кониной брезгует — тот волен дичь стрелять в господских лесах любую, какой в мирное время мало кому и попробовать довелось. Ведь лесники, самые ненавидимые из челядинцев, первыми посбегали в замки, за каменные стены. И простонародью ведь оружие роздали — для войны. Так что свободно можно было в баронских, графских и даже архиепископских лесах браконьерничать сколь душе угодно. Кабан — бей кабана, глухарь — бей глухаря, ни тебе штрафов, ни плетей. От перепелки в поле до форели в ручье — все твое! В торфяных хижинах молились о том, чтобы подольше длилась эта нестрашная война. Эстляндским и лифляндским крестьянам эта война была не в тягость, а в радость.