Меган Креве: Бесстрашная магия (ЛП)

Меган Креве

Бесстрашная магия

(Заговор магии — 3)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Финн

Ничто так не заставляло пересмотреть свое мнение насчет личных проблем, как глобальная катастрофа. Если бы меня спросили полчаса назад, что было худшим в потере магии, я бы сказал об ощущении изоляции от общества, в котором я вырос, или о боли из-за целей, которые я уже не мог осуществить.

Я ошибался. Теперь, стоя посреди обломков камня, что раньше были центром операций Конфедерации магов Северной Америки, я усиленно ощущал худшее.

Мир разваливался. Всхлипы и крики боли доносились отовсюду вокруг меня. Люди умирали рядом со мной, а я мог помочь только голыми руками без магии.

Щебень хрустел под моими ногами, пока я пробирался по груде обломков, покрывающих весь квартал. Запах жженого мела наполнял рот и нос. Мелодия магии, которая минуты назад звучала так безумно, что даже я с выжженными чувствами слышал это, угасла в холодном декабрьском воздухе, но было периодически слышно, как трещали стекла или падали обломки стен со стуком.

Рочио предупредила всех, кого могла, что магия в мире вокруг нас угасала — чары, направленные на разрушение беспокоили и ослабляли магию. Атака на это здание толкнула ее за черту. Загадочная живая энергия бушевала как раненый зверь, могла поранить себя еще сильнее в процессе.

Неподалеку среди обломков сидела на коленях Рочио. Моя девушка сосредоточилась на большом куске известняка, темные волосы трепетали на ее плечах от использования магии. Она шептала под нос. Пот блестел на лбу от усилий, но кусок чуть приподнялся и сдвинулся, повинуясь ритмичным переливам ее голоса и движению рук. Как только она убрала камень, она склонилась в брешь и потянулась к человеку, застрявшему там.

Мне хотелось присоединиться к ней, узнать, как я мог помочь, но острый укол боли сдержал меня. У меня не было больше чар магимедиков, и я не знал толком, как простаки оказывают первую помощь. Я мог только отвлечь.

Приглушенный стон донесся из-под обломков впереди. Я поспешил туда.

Женщина лежала в яме, отчасти скрытая парой кусков известняка, прижавшим ее ноги к месту. Хоть ее глаза были закрытыми, грудь вздымалась и опадала от дыхания. На ее бледном лице было так много порезов, что я не сразу понял, что знал ее. Это была одна из коллег моего папы — она была на ужине у нас дома не меньше двух раз. Я пытался вспомнить ее имя, но разум не слушался.

Хотя ее сейчас вежливые приветствия вряд ли заботили. Я склонился и схватился за один из камней, придавивших ее. Пальцы возились миг, а потом я смог ухватиться. Я оттащил камень, мышцы напряглись. Еще рывок, и он отлетел, а я споткнулся и упал на задницу.

Я поднялся, игнорируя боль, и подошел ко второму камню. Я оттащил ее, и женщина дрогнула, ее веки затрепетали. Выражение лица ее было ошеломленным.

Мне стоило передвинуть ее или оставить тут? Вдали выла сирена, профессионалы в таких ситуациях были в пути, но я не мог просто бросить ее, пока они не приедут.

— Финн! — прозвенел за мной голос моей матери. Они с папой спешили ко мне, их длинные тени скользили по обломкам в свете вечера. Они, наверное, последовали за мной от больницы, где мы приходили в себя после смерти моего дяди Реймонда, когда мятежники напали. Другие люди вышли из зданий вокруг нас и дальше по улице, с опаской, но они шли к раненым, которых видели.

При виде родителей меня неприятно ударило облегчение, смешанное с ужасом. Я не был связан с нападением… но я должен был принять часть ответственности за смерть дяди Реймонда. Он вышел из здания Конфеда во время протеста, который я помог собрать, потому что я его вынудил. Если бы он не вышел наружу, член того протеста не смог бы застать его врасплох.

Может, стоило винить себя и в катастрофе вокруг. Мятежники напали бы, если бы не увидели, что Конфедерация ослабла, и один из ее лидеров лежит мертвый?

Папа с мамой не знали, как сильно я ввязался в протесты и прочие действия Лиги Свободы магии. Я врал им и действовал за их спинами много раз за последние несколько месяцев, но кроме ужаса из-за ситуации на их лицах, когда они добрались до меня, была только тревога за мое состояние.

Не было времени думать о своих прегрешениях. Inter arma silent leges* , как метко отметил Цицерон. Каждый миг был важен для многих жизней, что были в опасности.

Я указал на женщину, почти потерявшую сознание.

— Я освободил ее, но не знаю, что теперь с ней делать.