Пётр Поплавский - Под кодовым названием Эдельвейс

— Зачем вы мне об этом рассказываете? — глухо спросила Кристина.

— Как это зачем? Я же вам объяснил. Ну что, даете согласие на сотрудничество с нами?

Женщина не ответила.

— Заведен еще суетный обычай — врач щупает у безголового трупа пульс. Бессмысленно! Но определенная научная польза есть. Точно установлено, что тело агонизирует не меньше восьми секунд. А вот сколько живет отрубленная голова, до сих пор неясно. Хотя столько голов я видел в этом корыте, которые уже были отрублены, хлопали ресницами, вращали глазами и шевелили губами. Неслышно, разумеется, — гортань и голосовые связки рассечены…

Кристина почувствовала, как подступает тошнота.

— Я согласна, — прошептала она.

Патциг победоносно усмехнулся:

— Не сомневался, что вы умная женщина.

— Я хочу выйти отсюда…

— О! Безусловно.

Они вышли и направились к тюремной машине.

Кристина не могла бы выбрать более удачный момент, чтобы продемонстрировать, что она сломлена, и согласиться на предложение гестаповца.

На следующий день Йон Патциг отбыл в Ландсберг на стационарное лечение. Но он очень хотел лично закончить дело очередной «пианистки». Во время его отсутствия зондеркоманду возглавит Паннвиц, любитель присваивать чужие лавры. Теперь — порядок! Йон Патциг надеялся вернуться. Он не подозревал, что вскоре умрет в чудовищных муках на госпитальной койке. Кристина Бергер тоже не знала, что больше никогда не увидит этого палача. Если бы она в тот день помедлила, ей пришлось бы начинать «игру» с другим. С самого начала. И неизвестно, какой способ «убеждения» выбрал бы тот, другой…

Целые сутки Кристину Бергер никто не тревожил. На допросы не вызывали. Она тщательно обдумывала свое безнадежное положение. Безнадежное для нее лично, но не для дела. Любая дезинформация, если известно, что это именно дезинформация, тоже является иточником своеобразной информации. Из нее тоже можно извлечь немало пользы. Правда, это связано с огромной дополнительной разработкой. Готовя «дезу», враг вынужден давать и правдивые сведения. Поэтому каждое отдельное сообщение из «дезы» необходимо перепроверить, чтобы отсеять ложь от точных сведений. Но ложные сообщения тоже важны, так как указывают направление, на котором враг пытается ввести противника в заблуждение. Однако все это — ее личные допущения. Как на самом деле поступают с «дезой», откуда ей, Кристине, знать точно? Такого специфического опыта у нее не было. Для этого надо работать в совершенно иной — контрразведывательной — сфере. Главное она сделала — Центр предупрежден.

Вскоре ее перевезли в усадьбу Шееров, превращенную в настоящую тюрьму, хотя и не лишенную обычного домашнего комфорта. Запрещалось: с кем‑либо общаться, даже с фрау Шеер; передвигаться по дому без охраны; находиться на воздухе (в садике) более часа; выходить на улицу (исключение — Барбара); покидать «свой» этаж и свою комнату без специального разрешения. Пользоваться библиотекой не запретили.

На окнах в двух комнатах — в спальне Кристины и в комнате с радиопередатчиком — нанесли решетки. В обеих поставили новые крепкие двери с надежным запором. В спальне Кристины двери были с окошечком, как в камере. В коридоре всегда дежурил стражник.

Утром ее отводили в комнату, где помещалась рация. Там располагался щуплый радист с контрольным коротковолновым радиопередатчиком. Второй стол, левее входа, был предназначен для Кристины. Третий — самый длинный — стоял возле стены справа. За ним обедали. Готовила для всех Барбара.

В комнате постоянно находился часовой, которому выпадала очередь сопровождать узницу. Стражи вели себя по — разному, один закрывал двери на ключ, который клал в карман. Другой оставлял его в замочной скважине, а сам вплотную приставлял к дверям стул и садился на него, положив автомат на колени.

Дни проходили за днями однообразно, тягуче и изнуряюще. Посему каждое, пусть самое малое событие давало пищу для размышлений.

Кристина знала, что фрау Шеер почти не выходит из своей комнаты — что‑то вымаливает у своего молчаливого бога, который «не соврет». Поэтому, когда однажды она внезапно открыла двери и вышла из комнаты, Кристина поняла, что это не случайно, что Патриция стояла за дверями и прислушивалась к шагам. Услышав ее шаги, отошла в коридор.

— Сын живой? — криком спросила она, сжав ь мольбе кулачки на груди.

— Не разговаривать! — грубо гаркнул часовой.

Кристина поняла, о каком сыне она спрашивает об Адольфе — это ясно. Тедди — внук.