Владимир Шнайдер - Ненастье

Работник подвернулся уже по самой осени добрый — на все руки дока. За что ни возьмётся — всё ему знакомо и сделает как первостатейный мастер. Ни минуты не видел его Слёзушкин праздно сидящим. Благодаря ему, лечебница приняла ухоженный вид: где-то подтесал, где-то подбил, перевесил, крыльцо подправил, трубу переложил, печь почистил. Смотрел на него Слёзушкин и радовался — клад а не мужик. И что больше всего понравилось ему, так это то, что к спиртному он был совершенно равнодушен, как будто не русский. С запахом даже ни разу не был. А это для русского мужика редкость редкостная. А потому как он был не местный, своего угла не имел, то и жил при лечебнице. Опять же благо — сторожа не надо. Вот он-то и уберёг лечебницу от холода — где тополинку подрубит, где в лес тайком за сушняком наведается. Так и перезимовали в тепле. А в конце марта он вдруг пропал вместе с лошадью и бричкой.

Поначалу Слёзушкин подумал, что он уехал куда-нибудь по делам. Хотя без доклада не должен, но всякое может быть. День подождал, другой, третий. Нет, не появился. Запереживал тогда Слёзушкин — ну как убили где? Время-то тревожное — то там стреляют, то там поджигают. Делать нечего, пошёл, заявил, куда следует о пропаже работника. Да только по тому, как его выслушали, понял — искать никто не будет. Не до этого сейчас. А по лету Стеша-сиделица, принесла весть — будто видели его с большевиками в лесу. Слёзушкин облегчённо вздохнул — слава Богу, живой человек.

Из задумчивости Слёзушкина выдернул галош — после очередного шага он слез с сапога и остался в грязи. Едва удерживая равновесие на одной ноге, дабы не запачкать оставшийся без галоши сапог, он попытался достать «негодника» из грязи, но не сумел, качнулся и всё-таки погрузил сапог в грязь. Раздосадовано чертыхнулся и теперь уже спокойно вытянул увязшую галошу, отряхнул и, держа на вытянутой руке, побрёл дальше. Можно сказать — день начался с невезения.

Стеша уже работала. Подоткнув полы старенькой, вылинявшей юбки, она энергично мыла пол. В печке весело потрескивали дрова.

На скрип двери Стеша выпрямилась, рукой убрала со лба растрепавшиеся волосы.

— Батюшки! — удивилась она, увидев в руке Слёзушкина облепленную грязью галошу. — Чо эт с вами приключилось?

— Да вот, — пролепетал тот, ища глазами, куда пристроить грязную галошу, — увяз, а он возьми да и останься в грязи. Теперь и сапог грязный.

— Да уж, — посочувствовала Стеша, — свинячьи перины-то на улице по самые колени. А ну-ка, давайте сюда. — И, бросив тряпку в лохань, выдернула у Слёзушкина брезгливо удерживаемую галошу.

— Да что вы! — испуганно выпалил тот. — Не надо, я сам!..

— Да ладно уж, чево там, — и, ловко ополоснув галошу, поставила её у порога.

— Неловко мне как-то, — забормотал Слёзушкин, — вроде дело-то это как не ваше… да и…

А Стеша, отжав тряпку, быстро склонилась и в два счёта обтёрла ему сапог. Слёзушкин сконфузился окончательно.

— Послушайте! — запоздало дрыгнул он ногой. — Лишнее это… вы меня ставите в крайне неловкое положение… право…

Стеша улыбнулась. Видно было, что ухаживать и смущать доктора ей доставляет удовольствие.

— Ну вот, теперь порядок. Проходите, разболокайтесь.

Стянув вторую галошу, Слёзушкин спешно шмыгнул в кабинет.

С улицы послышался щелчок выстрела, потом второй, третий, и началась беспорядочная стрельба.

Стеша, едва не опрокинув лохань, испуганно присела и, зашептав молитву, стала мелко креститься. Слёзушкин, быстро шагнув в угол, тоже сел.

— Уйдите от окон! — прошептал он Стеше. — А то ненароком ранят или того хуже.

Стеша на кукорачках отползла в угол у дверей. За окном к выстрелам присоединились топот копыт, конское ржание и хлёсткий мужской мат. Слёзушкин с тревогой смотрел на дверь. Ему казалось, что вот-вот она распахнётся и ворвутся бандиты. Но нет, топот, выстрелы, мат стали удаляться и, наконец, стихли. Остался только лёгкий шелест дождя.

«Слава Богу, — подумал Слёзушкин, переводя дыхание. — Пронесло». Но вставать из угла всё-таки ещё долго не решался. Глядя на него, и Стеша сидела замерев. Потом он поднялся и украдкой выглянул в окно: на той части улицы, которая просматривалась из окна, было безлюдно, и хозяйничал только дождь. Внимательно осмотрев улицу и дома, Слёзушкин отошёл на середину кабинета.

— М-м-да, — многозначительно произнёс он. — Вот оно как сказывается безвластие-то. Средь бела дня бандиты налетели. Никого не боятся. Не дай Бог еще убили кого-нибудь.