Сергей Носов: Член общества, или Голодное время (журнальный вариант)

«Нет», — ответил я и соврал, потому что где-то на краю сознания робко и неуверенно заиграл гобой. «Нет? — недоверчиво повторил Скворлыгин. — А по-моему, да».

«Где Юлия?» — спросил я. «Жива — здорова. Просто она должна отгулять свой отпуск по-человечески. Долмат отправил ее на Средиземное море, почти насильно, и я думаю, он прав». «Зачем?» — спросил я, не уловив логики.

«Вот твои ботинки, надень (действительно, я был без ботинок). — Понимаешь, Олег, я не хочу вмешиваться в ваши отношения с Юлией, ты просто должен знать, что здесь нет ни малейшего повода для волнений. А вот что касается Зои Константиновны… Боюсь, Зою Константиновну ты уже не увидишь…» — «???»

«Нет, нет, я знаю, о чем ты подумал… Но я ничего не сказал… Ты с нами, ты наш, да, но ведь это не значит, совсем не значит, что мы будем… тебя… принуждать… к…» — Он причмокнул.

Надевал не без труда, пальцы мои не слушались. Левый, правый…

«Олег, сознаюсь, ты спутал нам все карты… И хорошо. Пускай!.. Я сказал тебе, что ты недалек от истины… Именно: недалек!.. Потому что это еще не истина, друг мой, а лишь приближение… Как бы тебе объяснить… Сейчас объясню… Слышал ли ты когда-нибудь об ангидрите?.. Это безводный гипс. Я хоть и специалист по костям, но что-то смыслю в таких вещах… Идем, идем. Пора».

Он помог мне встать, взял свечу и повел меня по Дому петербургских писателей. Наш путь был замысловат. Вместо того чтобы спуститься по парадной лестнице, мы вошли в Белый зал, я еще никогда не бывал здесь ночью. Ночью Белый зал не Белый, а Черный. Черный рояль чернеет на черной сцене. Кресла: мягкая чернота подлокотников.

Скворлыгин шел впереди, свечу он держал перед собой, я смотрел ему в спину, извилистый контур сворлыгинской фигуры обозначался тусклым свечением.

Вспомнилась детская страшилка.

На секунду я поверил, что в креслах люди сидят. В Черном зале — черные люди.

Или белые люди. В Черном зале. Черно — белые люди.

Должно быть, флейта. Издалека.

Цеховые разборки, партийные проработки, литературные вечера с декламацией…

Не было никого и быть не могло.

Флейта, флейта, жалобная, задыхающаяся мелодия. Я хотел крикнуть Скворлыгину: «Слышу!» — но сдержал себя, и звуки иссякли, прошли.

Остановившись подле сцены, он вглядывался в тамошнюю темноту, словно предполагал увидеть призрак за черным роялем (верно, что-то Скворлыгину тоже почудилось). «Пойми, Олег, — почти шепотом произнес профессор Скворлыгин (и мне показалось, что у него дергается плечо), — пойми, старое русло Невы лежало не здесь, не там, где сейчас, имей в виду, Нева — одна из самых молодых рек Европы».

Теперь мы шли по узкой кишке, огибающей костюмерную. «Вдоль Шпалерной улицы расположены обширные известковые участки. Происхождение их, по-видимому, относится к ледниковому периоду… Ты слышишь меня?»

Я слышал. Огонек свечи отразился на стеклянной вывеске: «Библиотека». Мы вышли на другую лестницу. Спускались. Висели фотопортреты лауреатов Государственной премии. У одного был выколот глаз.

Я вздрогнул. Из темноты проявилась в белом костюме персона вахтера. Никакого светильника у него не было, и не было ясно, зачем он здесь притаился. Скворлыгин остановился. «Идите, идите, — сказал вахтер. — Я следом за вами».

По служебному коридору мимо кабинета замдиректора Дома, мимо иностранной комиссии и прочих комнат мы продвигались в глубь Дворца Шереметева. Путь этот неизбежно упирался в бильярдную. Там, в торце коридора, стоял Долмат со свечой. Он ждал нас. «Все уже в сборе, — без лишних приветствий сообщил Долмат. — Ты все рассказал?» «Почти», — ответил Скворлыгин, пропуская меня в бильярдную.

Он спросил: «Нет новостей?» «Так, пустяки, — сказал Долмат, — Лех Валенса позвонил Горбачеву. Завтра будет в газетах». — «А как насчет „Фрунзенского“?» — «Союз ассоциаций предлагает продать универмаг англичанам. Весь целиком. Я только что из Филармонии». «Ну?» — напрягся Скворлыгин. «Великолепно. Кантата „Кающийся Давид“. Шедеврально! Первое исполнение в Петербурге. Молодой человек, наверное, не знает, что сегодня умер Моцарт».

«Двести лет назад, — сказал мне Скворлыгин. — Великая дата».

«Я полезу первым, — промолвил Долмат и ловко нырнул под бильярд. — Посвети» «Осторожно с огнем! Дом не сожгите!» — Это вахтер появился в дверях.

Профессор Скворлыгин, присев на корточки, светил Долмату. Я не верил глазам. Там люк! Люк под бильярдом! С квадратной крышкой!..

Долмат исчезал в отверстии.