Сергей Носов - Член общества, или Голодное время (журнальный вариант)

Изучал терентьевские пометы.

Вот он картофельным крокетам, запеченным с салатом, поставил на полях три с плюсом (3+).

В заметке «Борщ на овощном отваре» подчеркнул число калорий — 204.

Или вот: «Несмотря на в., ем сало». «Что такое в.? вес?.. вера?.. Не вегетарианство же, наверное?» (или как раз вегетарианство? Тогда забавно.)

Внимание! Пудинг рисовый (паровой). На полях запись: «Можно соус из черн. смородины. Вкусно и сытно. Подоплек одобрил». О чем это?.. Меня как водой окатило. Сладкий фруктовый соус заменить соусом из черной смородины разрешил не кто иной, как доктор Подоплек, невропатолог!.. Подоплек был знаком с Терентьевым? Это новость.

«Овощная неделя. Кожа чиста. Подоплек: +». Как я понимаю, Подоплек остался доволен?.. Подоплек, как я понимаю, пользовал Терентьева?.. Ну а как же, конечно: «Подоплек рекомендует». «Рекомендовано Подоплеком».

А вот прямо — таки дневниковая запись: «25.07. Взвесился: +1,5 кг. Поздравления наших». С чем поздравления? С тем, что поправился на полтора килограмма?

Чем дольше я листал «Кулинарию», тем таинственнее представлялась мне фигура Всеволода Ивановича Терентьева.

Особенно меня привлекла страница 6. Можно сказать, начало книги.

На обратной стороне листа (с. 5) помещалось воззвание «От издательства» с призывом посылать отзывы в Госторгиздат. Собственно, первый раздел «Кулинарии», озаглавленный «Основы рационального питания», начинался лишь на 7-й странице. Страница же 6-я — между «От издательства» и «Основами» — оставалась девственно — чистой.

Однако не совсем девственно. Тем она меня и заинтересовала, что кто-то когда-то покусился на ее чистоту. Я не сомневался кто: Всеволод Иванович Терентьев, это его почерк (насколько можно судить по следам карандаша, тщательно обработанным ластиком). Лупы у меня не было, и я в помощь глазам приволок из спальни настольную лампу, кажется, разбудив Юлию.

Осветив книгу до рези в глазах, я всматривался в следы стертого текста. Судя по фактуре повреждений бумаги, страница была исписана вся — сверху донизу. Сначала я подумал, что это рецепт чего-нибудь вегетарианского — или несколько даже рецептов, потому что текст явно делился на главки, — но, разобрав слова «человеколюбие» и «интеллигентность», понял, что ошибаюсь.

Нет, не рецепт. Не рецепты.

Худо — бедно, заголовки частей поддавались прочтению. Первые два: ЯСНОСТЬ ПЕРСПЕКТИВЫ, АНАТОМИЯ ПРЕДРАССУДКА. С третьим пришлось повозиться: НАШЕ КРЕДО. «Кредо», что характерно, а вовсе не «блюдо», как мне показалось вначале!

Прочитались и два последних: МЫ ЖДЕМ ПОНИМАНИЯ и ВОПРОСЫ ПРАКТИКИ.

Статья, вероятно. Чья-то. Терентьев переписал зачем-то. Но почему же в «Кулинарию»? Основательно уничтоженный текст прочтению не подлежал. Правда, ближе к концу рука стиравшего, должно быть, устала, здесь кое — что угадывалось. Букву за буквой я все — таки восстановил четыре строки.

Выписывал: «… Но мы ценим жертвенность как одержимость… Мы ценим жертвенность как страсть… как высшее проявление преданности идее…»

Далее, как я ни бился над этим загадочным текстом, смог восстановить лишь последние три слова: «…вдохни полной грудью!» — И все.

Чтобы стереть все это, нужно потратить не две минуты — занятие трудоемкое. Я представил Всеволода Ивановича за работой: как он педантично орудует ластиком, время от времени смахивая мизинцем мелкие катышки на газету (а то и не мизинцем, а специальной кисточкой — почему бы и нет?). Уж если уничтожать, я бы эту страницу вырвал к ядреной фене, все равно не функциональная. Никто бы и не заметил. Ну кого интересует какое-то «От издательства» на обороте листа?.. Он же, Терентьев, поступил не так, и то, как поступил он, свидетельствовало об уважительном отношении к книге.

Вошла Юлия, и я поймал себя на том, что рассуждаю в духе своих коллег — библиофилов из Общества вегетарианцев. В самом деле: справедливо ли такую пространную запись относить к жанру маргиналий? По-моему, нет. Наверное, мысль моя так бы и развивалась в схоластическом направлении, но Юлия появилась на кухне, и была она завернута в простыню, потому что имела обыкновение спать без всего, а не жарко.

Я спросил ее: «Ты знала Терентьева?» — «Видела пару раз». — «Подожди. Ты же мне говорила, что вы познакомились, когда он умер… вернее, не познакомились, а…» «Бэ! — передразнила Юлия. — Ты сам-то слышишь себя? Как я могла с ним познакомиться? Я видела его на фотографиях. Зачем тебе Терентьев?» — «Интересно, отчего он умер?» — «Несчастный случай». — «Вот как? И что же с ним случилось?» — «Понятия не имею. Никогда не интересовалась Терентьевым».