Павел Мейлахс - На Алжир никто не летит

Стрельцы показались мне людьми неинтеллигентными и склонными к насилию. Они постоянно подтрунивали и подшучивали друг над другом, причем подшучивание вело к вовсе уж нешуточным дракам, на которые все жадно взирали, собравшись в круг. Летальных исходов не было благодаря вмешательству зрителей. Говорили, таков приказ командира Володи — без летала.

Так мы ходили-похаживали по нашему утоптанному участку, иногда зажигая новые костры поверх сгоревших. Мне некуда было приткнуться, а толпе было явно не скучно.

Однако оказалось, что кому-то было дело и до меня: один стрелец, наливая воду из ведра (не знаю, откуда взялась тут вода и зачем), якобы нечаянно прилично окатил мне ногу. Он улыбнулся мне дружеской улыбкой, готовый развернуться и уйти, и я, понимая, что сейчас нужно действовать на инстинктах, саданул, как только мог, тому по скуле. Мгновенное удивление сменилось бешенством, я даже увидел, как побелело его красное лицо; аккуратно поставив ведро, этот бык бросился на меня, но вот незадача: он поскользнулся, и ему нужна была пара секунд, чтобы восстановить равновесие, но вот новая незадача: эти секунды были ему нужны, но у него их не было. Как раз время для меня добавить еще раз правой, уже по зубам; он грохнулся на спину из своего неустойчивого положения. Я начал было лихорадочно решать, что с ним делать — ведь он же поднимется! — коленом на горло? или попросту сунуть его башкой в костер, правда, это может оказаться перебором, как бы меня самого потом…

— Эй, воинственный! Чё сиськи мнешь — давай его мордой в костер, он же тебя больше в два раза!

Это был Володя. Оказывается, он уже некоторое время наблюдал за этим маленьким инцидентом вместе со своей немногочисленной свитой.

Я заметался, не зная, что мне делать, — в Володиных словах слышалось что-то шутейное, а значит, как бы и не приказ.

— Ладно, отставить. Ты его еще в ведре свари. Штаны тебе сейчас выдадут.

Второй участник действа уже встал и отряхивался, он зло на меня поглядывал, сразу же отводя взгляд, однако и не думал нападать на меня. Ведро стояло тут же, из него поднимался страшный пар, от вида которого пронизывало до костей, — и я где-то в глубине подумал, что теперь, видно, будет нескончаемая зима.

Это была наша первая встреча с Володей.

Штаны мне тут же выдали, я подсмотрел на изнанке вышитое «52 677».

Эту историю, разумеется, узнали все, а главное, узнали, что Володя удостоил меня ласковым словом. Что они могли подумать? Тип какой-то мутный, может, и с Володей его что-то связывает — ну его на фиг, короче. И меня оставили в покое.

Свобода! Точнее, зависимость от народа сменилась зависимостью от царя. По первости куда как лучше! Володя ровно ничего от меня не требовал.

Однако вскоре произошло такое, что все предыдущее иначе как детским лепетом не назовешь.

Махался лично Володя. Изумителен был сам факт, что нашелся кто-то, с кем он снизошел до персональной драки, вместо того чтобы кивнуть нескольким стрельцам.

Многого не знал я здесь…

В почтительном отдалении стояли стрельцы, по-моему, все, какие здесь были. Никто не то что не орал, но даже и не разговаривал, скорее всего, никто и не шептался.

Лица Володиного соперника я не видел, только мотающийся серый патлатый затылок.

Внезапно драка прервалась. Володя склонился над поверженным противником, вглядываясь в него, чуть погодя подошли другие люди и тоже стали вглядываться. Они хмурились, и сам Володя был хмур. Володя и еще кое-кто перебросились краткими репликами и разошлись.

Володин соперник был убит ледышкой в глаз. Оказывается, что это темная смерть, убитый становится вроде как проклят, и его посмертное существование будет омрачено. Я еще некоторое время слышал шушуканье: «Судьба, судьба, судьба, значит, такая».

Стоп. Я же где-то читал об этом. Да, я помню где. И выбросил это из головы. Как-то не вместить мне было…

Что-то происходило. Хотя вроде все шло как обычно.

Чуть-чуть за краем вытоптанного участка, в «открытом», стало быть, снегу был найден труп. Его я сам не видел, но слух о нем мгновенно распространился среди стрельцов. И этот труп был — не наш.

Володины движения стали порасторопнее, лицо понапряженнее, то же можно было автоматически сказать о его свите. Ясно было, что он всерьез встревожен. Неизвестно, знал ли он убитого, но, похоже, больше его волновало, знал ли его кто-нибудь среди стрельцов. Он собрал всех перед собой и задал один вопрос: знал или не знал? Никто не знал. Затем еще один: знаете ли вы, что будет с тем, кто сейчас солгал мне? По всем лицам было видно, что ох как знают.