— Постараюсь зайти. — Кадомцев выразительно посмотрел на часы: не пора ли?
Она заметила, конечно, его неловкость, нарочитую сухость, за которой он старался скрыть смущение.
Позавчера проще. Он пришел в медпункт по официальному делу, и их разговор был вполне естественным. Сегодня же его появление в такой ранний час у ее дверей выглядело явно преднамеренным. Не мог же он появиться там случайно, задолго до общего подъема, начищенный, выбритый до блеска, благоухающий старшинским одеколоном «Кавказский танец». Впрочем, он и не скрывал цели своего неурочного визита.
Шура шла чуть впереди, беззаботно помахивая синей спортивной сумкой. Иногда оборачивалась, улыбаясь.
Он смотрел на ее следы — глубокие аккуратные ямки от острых шпилек — и недоумевал: почему они идут не рядом, она все время чуть впереди? Нет, это не она спешит, это он отстает, намеренно отстает.
Перед глазами Кадомцева неожиданно всплыла очень похожая, до удивления похожая картина: точно такие же чуть бегущие впереди маленькие следы. Только не на песке, а на снегу. На промерзшей дорожке московского бульвара. Дымчатая нейлоновая шубка, серебристая изморозь по пушистой кромке воротника. Была ли это любовь? Может быть… Она любила ходить чуть впереди; сначала ему не нравилось это, но потом привык. Настолько привык, что даже сейчас…
За этой ее привычкой, наверное, было многое, был весь характер. Весной Кадомцев уехал на практику, всего на полтора месяца, а когда вернулся, ему пришлось поздравить ее с законным браком. Ее мужа Кадомцев знал: он тоже был слушателем академии. Он оказался удачливее, может быть, потому, что не хотел ходить «уступом».
— Да… — неожиданно для себя вслух с досадой протянул Кадомцев.
Шура приостановилась, прищурясь, пытливо взглянула на него.
— Вы что-то сказали, Михаил Иванович?
— Так, вспомнил старое… Знаете, Шурочка, я люблю ходить рядом.
И Кадомцев, сняв фуражку, почувствовал себя вдруг легко и уверенно.
Шура сняла берет, повернула к нему голову, придерживая прядь на виске, улыбнулась мягко и доверчиво, одними только глазами.
— Тот, кто уезжает, всегда имеет право на откровенность. Ведь правда? Ну вот, тогда скажите мне, Михаил Иванович, зачем вы пошли меня провожать?
В самом деле, зачем он пошел провожать ее? Самой прямотой этот вопрос исключает всякие увертки и требует только такого же прямого и определенного ответа.
А нужна ли определенность? Как сказать. Иногда это слишком рано, иногда — очень поздно.
— Что же вы не отвечаете, Михаил Иванович?
— Думаю, как ответить, — усмехнулся Кадомцев.
Она засмеялась, ударила по сосновой ветке, нависшей над дорогой. Дождевые капли упали ей на волосы, на лицо, на желтые полоски сержантских погон.
— Длинно у вас не получится! И не пытайтесь.
— Почему же не получится? Пожалуйста. Пошел я вас провожать потому, что хотел этого. Чтобы сделать вам приятное. И еще чтобы сказать вам: пишите, я буду ждать ваши письма.
Кадомцев возвращался лесной тропкой, она вывела его к побеленному бараку гарнизонной столовой.
Динамик-колокол на столбе передавал последние известия. Кадомцев остановился послушать сводку, но неожиданно тяжкий и гулкий звук прокатился по лесу. Призывным набатом загудели над тайгой раскаты ревуна. Боевая тревога! Сирена набирала обороты, звала, приказывала: скорее, скорее, скорее!..
Кадомцев бросился бежать к казарме, но на ходу передумал и направился прямо на боевые позиции. На сосновой опушке у командного пункта увидел «газик»-вездеход с незнакомым номером. Свой или штабной, из города?
В капонире глухо рокотали дизели, синий дым выползал над обваловкой, слоился по мокрому кустарнику — дежурный расчет уже включил станцию в работу.
В сумрачном блиндаже командного пункта расхаживал незнакомый полковник. Он причесывался и перечитывал бумагу, вынеся ее перед собой на расстояние вытянутой руки.
Увидев эту бумагу, Кадомцев споткнулся на ступеньке, сразу замерло сердце: поверка! До последней минуты Кадомцев почему-то считал, что тревога все-таки внутренняя, автономная. Но в руках полковника была калька с данными налетов авиации и беспилотных средств «противника». Уж кому-кому, а Кадомцеву отлично было известно, что она означала. Это как перфокарта в вычислительной машине: заложил программу — и пошла писать губерния!
Полковник вручит кальку командиру подразделения, потом последуют вводные… Плохо все-таки, что он, Кадомцев, первым из офицеров появился на командном пункте. Не станешь же теперь объяснять поверяющему, что ты новичок и в дивизионе всего без году неделя…
Читать дальше