Рафаэль Сабатини - Лето Святого Мартина

— Я вдова всего лишь полгода, — напомнила она ему, как уже однажды напоминала раньше. Ее вдовство оказалось самым надежным прикрытием. — Мне не подобает слушать поклонника, как бы меня ни соблазняло мое глупое сердце. Поговорим об этом еще через полгода.

— И тогда вы выйдете за меня? — проблеял он.

Она сделала усилие, чтобы улыбнуться ему глазами, хотя ее лицо осталось при этом вытянутым.

— Разве я не сказала, что не стану слушать поклонников?

Он бы упал на колени прямо здесь, у ее ног, на траву, еще мокрую от ночного тумана, но в этот момент с грустью вспомнил, как пострадает его превосходное платье, поэтому ограничился тем, что схватил ее руку.

— Но я потеряю сон, позабуду покой и отдых, пока вы не дадите мне ответ. Ответ — это все, о чем я прошу. И тогда я обуздаю свое нетерпение и весь период своего… м… м… испытания проведу безропотно! Только обещайте, что вы выйдете за меня замуж через полгода… на Пасху, скажем?

Она поняла, что сейчас придется ответить, и дала именно тот ответ, какого он страстно желал. А он — несчастный глупец! — не мог уловить в ее голосе нотку, столь же наигранную, как звон фальшивой монеты, и не догадался, что такое обещание она будет вольна нарушить через полгода, когда необходимость в нем и его лояльности исчезнет.

Из замка к ним прибежал слуга. Он сообщил, что многочисленная процессия монахов движется к Кондильяку со стороны Изера. Легкая дрожь пробежала по ее телу, и, сопровождаемая Трессаном, она вернулась обратно на крепостную стену, откуда можно было наблюдать за их шествием.

По дороге Трессан попросил объяснить ему происходящее, и она повторила ему рассказ Фортунио о событиях, происшедших вчера в Ла-Рошете. А когда они взбирались по лестнице, ведущей на укрепление, она бежала по ступеням с молодой, горячей поспешностью, не обращая внимания на тучного, задыхающегося сенешала. Она повернулась к востоку и, прикрыв рукой глаза от лучей утреннего солнца, смотрела с высоты стен на процессию, с неторопливым достоинством двигающуюся от долины реки к Кондильяку.

Во главе процессии возвышалась высокая худощавая фигура человека, в котором она узнала аббата монастыря Святого Франциска в Шейли, высоко несущего серебряное распятие, сверкающее на солнце. Капюшон его сутаны был откинут назад, открывая бледное, аскетическое лицо и бритую голову. За ним, поддерживая на плечах гроб под черным траурным покровом, следовали шестеро монахов в черных рясах и черных капюшонах, а завершали шествие четырнадцать братьев ордена Святого Франциска в накинутых на голову капюшонах, со сложенными руками, ладони которых прятались в их просторных рукавах.

Маркиза терялась в догадках, какими доводами удалось убедить гордого аббата воздать такие почести умершему Кондильяку, сопровождая его тело в дом, над которым висело проклятие церкви.

Позади монахов громыхала по неровной дороге закрытая повозка, а за ней ехали на лошадях четыре конюха в ливреях Кондильяков. Однако Мариуса не было видно, и она предположила, что он в этом экипаже, хотя сопровождающие его слуги наверняка были людьми убитого маркиза.

Вместе с сенешалом они молча наблюдали за приближением процессии, пока та не достигла крепостного рва. Затем, когда загрохотал настил моста, она повернулась и, сделав знак сенешалу следовать за ней, поспешила вниз. Но, оказавшись во дворе, мадам с удивлением обнаружила, что они не остановились там, а двинулись дальше. Аббат самодовольно направился через вход и далее по галерее, ведущей в зал замка, несущие гроб уже скрылись в дверях, и, следуя за ними, последние монахи исчезли из поля зрения. У дверей, через которые только что прошла процессия, стоял Фортунио и задумчиво поглаживал свои усы. Во дворе расположилась дюжина вооруженных людей — все, что осталось от гарнизона после схватки с Гарнашем.

Она стояла, ожидая появления экипажа, но, не увидев ни его, ни конюхов, подошла к Фортунио и спросила о причине их отсутствия:

— Месье де Кондильяк, вероятно, едет в этой карете?

— Вероятно, — с озадаченным видом ответил капитан. — Я отправляюсь узнать, мадам. А тем временем не примете ли вы аббата? Монахи, наверное, уже освободились от своей печальной ноши.

Она придала своему лицу подобающее случаю печальное выражение и быстро пошла в зал. Трессан продолжал следовать за ней по пятам. В зале она увидела гроб со свисающим до пола огромным покровом из черного бархата, украшенным по краям серебряной бахромой. Этим утром огня в камине еще не зажигали, а солнце пока не заглядывало в окна, поэтому воздух в зале был холодным и сырым, как бы подчеркивая мрачность ожидающейся здесь церемонии.