Анна Малышева - Посланница судьбы

– Наверняка, – кивнула Мари-Терез.

Елена хотела тотчас послать девушку на Хитров рынок, но вовремя вспомнила, что Мари-Терез, хоть и понимает по-русски почти все, совсем не говорит на этом языке.

– Я сама туда пойду, – решила виконтесса. – Мари-Терез, дай мне одно из своих платьев! Наряжусь в служанку, иначе, боюсь, господа циркачи не станут со мной откровенничать.

– Вас никто никогда не примет за служанку! – всплеснула руками Мари-Терез. – Платье не скроет вашего происхождения!

– Представь себе, людей чаще всего встречают по одежке, – усмехнулась Елена. – Ты плохо знаешь жизнь… К счастью для тебя!

Виконтесса легко ориентировалась в лабиринте переулков, ведущих к Хитрову рынку, и через полчаса была на месте. Кроме скромного черного платья из тонкого сукна она одолжила у служанки еще широкий серый плащ – с утра моросил мелкий дождь. Ее фигура сделалась малоприметной, в утренней толпе спешащих на рынок мещанок мелькало немало таких же нарядов. Елена переживала, что по случаю дождя циркачи отменят свое выступление, но тревоги ее оказались напрасны. Не то артисты сильно нуждались в заработке, не то презирали плохую погоду, но, войдя на рыночную площадь, виконтесса сразу увидела «карлика и великана», описанных Мари-Терез. Те еще не начали выступления, а только раскладывали реквизит. На прощание служанка посоветовала ей обратиться к карлику, так как великан казался глухонемым. Елена так и поступила. Даже не взглянув на великана, она заговорила с Иеффаем, который был занят тем, что прилаживал к своей скрипке маленький зонтик.

– Послушайте-ка! – она осторожно коснулась ладонью его плеча, пытаясь обратить на себя внимание. Скрипач резко обернулся и оглядел незнакомку с ног до головы. В его взгляде отразился немой вопрос.

– Вы уж меня извините, – невинным голосом продолжала Елена. – Давеча моя госпожа видела ваше представление, здесь, на рынке, и расспрашивала вас об одном докторе. А сегодня ночью ей стало плохо, и она послала меня сюда, чтобы вы сказали, где можно найти того доктора…

– А-а… Ваша госпожа, верно, это та красавица индианка, которая вчера была к нам очень щедра… – Объехав с цирком множество стран, Иеффай без труда мог по внешности человека угадать любую национальность. – Да неужели твою госпожу ночью свалила холера? Вчера она выглядела здоровой!

– Никто не знает, что с ней, – отрывисто ответила Елена. – Вся надежда на молодого доктора с парижским дипломом.

Иеффай пожал плечами:

– Раз вся надежда только на него… Доктор снимает комнату в Подколокольном переулке, в пекарне, у самого пекаря. Дерябин, кажется, фамилия хозяина. Только вряд ли вы сейчас доктора дома застанете. Наверняка он в больнице.

«Вот ведь досада! – посетовала про себя виконтесса. – Я только что проходила мимо пекарни Дерябина!» Она поблагодарила карлика и протянула ему серебряный полтинник, но циркач наотрез отказался.

– Мы берем деньги только за выступление… Мы – не нищие!

Елена торопливо удалилась, а он продолжил возиться со скрипкой и зонтиком, которые никак не хотели соединяться в одной целое.

– Как это тебе нравится, Геракл? – рассуждал он при этом, протяжно выпевая слова. – Она себе думает, что Иеффай – простак, ярмарочный дурачок! Она напрасно это себе думает! Служанка за просто так, за несколько слов дает мне полтинник! Либо Москва настолько разжирела, что у служанок денег куры не клюют, либо она вовсе не служанка. Такие-то дела! А кто она тогда? И откуда она знает про нашу вчерашнюю индианку? Вот была красавица, брат Геракл! Ради таких красавиц мужчины делают всякие безумства… И, боже ж мой, я себя спрашиваю: зачем всем этим дамам вдруг позарез понадобился мой Глеб! Скажешь – холера? Да, холера не любит шутки шутить… Холера – дама серьезная, она строгая дама! Она хватает тебя за шею, потом за бока, а потом – ап! – и укладывает в яму. Она большая грубиянка, эта холера…

Так как атлет всегда молчал, что бы ему и при нем ни говорили, Иеффай за время их совместных странствий сделался чрезмерно болтлив. Тишины он не любил.

– Ты меня спросишь, почему я не взял у нее денег? Да еще в такой ненастный день, когда мы рискуем своим здоровьем и когда нам от публики вряд ли много перепадет? На это я тебе отвечу, брат Геракл, что…

В этот миг Иеффай впервые за все время своего монолога взглянул на Геракла и обнаружил, что тот застыл, как в столбняке, глядя вслед удаляющейся незнакомке, чей серый плащ мелькал в самом конце переулка. А если бы он взглянул на своего партнера раньше, во время беседы с мнимой служанкой, то имел бы возможность наблюдать, как равнодушный к любым проявлениям внешнего мира атлет смотрел на незнакомку с выражением самого инфернального ужаса на лице.