Анна Малышева: Посланница судьбы

– Никогда не слышала, чтобы кто-то заразился и умер оттого, что съел яблоко, – сказала она служанке, остановившись у стола и взяв один румяный «звонок». Виконтесса не удержалась от искушения послушать, как гремят в нем косточки, но вместо умиления этот звук вызвал в ней глухую тревогу. «Холера? Быть того не может! Просто Майтрейи узнала, что Глеб лечит холерных больных, а при ее впечатлительности недолго и вообразить себя больной… Еще бы, от милого все мило, даже «холера»! До чего она мнительна и нервна… Я не была такой в ее годы!»

Комната Майтрейи была, пожалуй, самой мрачной в этом доме на Маросейке и сильно напоминала склеп. Девушка, повинуясь странному капризу, какие у нее случались, сама выбрала для себя это помещение, хотя Елена предлагала принцессе занять более светлую и просторную комнату. Каждый раз, заглядывая сюда, виконтесса думала, что не иначе как в этой самой комнате бывший хозяин дома убил жену и дочь, и намеревалась позвать священника, чтобы тот освятил дом. Сейчас ее мучила мысль, что она не успела это сделать.

Увидев Елену, Майтрейи приподнялась на локте. Змейка Лучинка, свернувшись клубком, грелась у нее на груди и никуда не думала уползать.

– Наконец-то ты вернулась! – радостно произнесла девушка, одарив Елену слабым подобием прежней сияющей улыбки. Взгляд у нее был отсутствующий, как у человека, поглощенного одной навязчивой мыслью, смуглое лицо страшно побледнело. – Мне ведь еще в Петербурге приснился сон о том, как я умираю от холеры, помнишь, я говорила… И вот сон сбывается…

– Не болтай чепухи! – прервала ее виконтесса. – Кто тебе сказал, что это холера? Какие глупые выдумки!

Она села рядом на кровать и положила холодную ладонь на лоб принцессе. Девушка горела в лихорадке.

– По-твоему, я здорова? – прошептала Майтрейи.

Ее лоб пылал огнем, и теперь Елена понимала, что ни о какой нервной симуляции речи быть не могло.

– Я думаю, ты больна другой болезнью, – мягко заметила виконтесса, желая поднять дух своей воспитанницы и отвлечь ее от мыслей о холере. – Ну-ка, я попробую поставить диагноз… Так-так-так… Мне кажется, ты страдаешь от любви к моему кузену Глебу!

– Не все ли равно, от чего умереть: от холеры или от любви? – Глаза Майтрейи, с трудом произносившей эти слова, помутились. – Сегодня ночью или завтра утром я непременно умру. И ты ничем не сможешь мне помочь, дорогая моя Элен.

– Не говори о смерти! Зачем об этом думать, если ты молода и любишь… Ведь ты его любишь? – шепотом спросила виконтесса де Гранси, приблизив губы к уху принцессы. Она не хотела, чтобы Мари-Терез, вносившая в это время тазик с водой, уксус и полотенце, чтобы делать больной компрессы, слышала ответ принцессы. Но Майтрейи нечего было скрывать.

– Да, люблю, – чуть шевельнув пересохшими губами, призналась она. – И никого, никогда в жизни так не полюблю!

– А если он в скором времени окажется здесь, рядом с тобой, тебе станет лучше? – Елена говорила вкрадчиво, как с капризным маленьким ребенком. – Ты тогда бросишь свои фантазии и передумаешь умирать?

– Не знаю, Элен, – Майтрейи смотрела куда-то вдаль, ни на чем не фиксируя взгляда. – Мне кажется, если я его увижу, то сразу умру…

– Ну, я за тебя спокойна, милая моя! Это любовная горячка, – поставила окончательный диагноз виконтесса, переглянувшись со служанкой. Мари-Терез, лукаво сощурившись, кивнула в ответ и с важным видом водрузила на пылающий лоб принцессы первый компресс.

Всю ночь виконтесса провела в спальне больной. Под утро Майтрейи начала бредить. Ей, по-видимому, представлялось, что она маленькая девочка и живет в Лондоне, в доме виконта де Гранси. Она то и дело обращалась к старому виконту и просила, чтобы он рассказал, как погибли ее родители в Бенгале, а когда открывала глаза и видела перед собой виконтессу, умоляла ее не ездить больше в Гайд-парк: Флоренс утверждает, что по ночам там бродят привидения. Елена вспомнила, что в Лондоне у них действительно служила старая бонна Флоренс, которой доставляло удовольствие пугать маленькую принцессу духами и привидениями, так что виконт, в конце концов, вынужден был рассчитать вздорную старуху.

Мари-Терез время от времени подменяла виконтессу, и та могла минуту-другую подремать в креслах. Когда забрезжил рассвет, Елена сказала служанке:

– Ну, медлить нечего, ночь была скверная. Надо срочно найти моего кузена Глеба. Эти циркачи с рыночной площади могут знать его адрес, как думаешь?