Анна Малышева - Посланница судьбы

Лишь в пятом часу утра он провалился в сон, но почти тотчас из него вынырнул. Ему приснилась Теофилия. Она стояла на коленях перед статуэткой Мадонны и молилась. Потом, словно ощутив его взгляд, обернулась и попросила: «Помолись со мной!»

Ни секунды не раздумывая, Казимир Аристархович вскочил с постели, взял со столика горящую свечу и отправился в покои жены. Он застал ее на коленях перед Мадонной, как увидел во сне. Уже ничему не удивляясь, ростовщик опустился рядом на колени. Теофилия читала розарий, медленно перебирая четки. Остановившись на миг, она прошептала:

– Молись за моего отца…

«Вот те на! А на отпевании отца еле-еле две слезинки обронила!» Летуновский и думать забыл о покойном тесте, хотя с момента похорон прошло немного времени. Теофилия носила траур, разорила свой будуар, постоянно молилась, произносила странные речи, а он ничего особенного в этом не видел, считая перемены краткосрочной прихотью. Ведь надоедали же Теофилии дорогие наряды, украшения, безделушки, надоест и эта игра в религиозность… Ан нет, дело оказалось серьезное! «Что же, можно помолиться за Тадеуша, хотя что толку молиться за самоубийцу? Он ведь в аду. Другое дело души Чистилища, за тех и велено молиться, жертвовать на мессы… А этот…»

Он механически читал молитвы, не вдумываясь в слова, не особо веря в их силу. Его мысли неотступно вращались вокруг покойного тестя. «Теофилия прокляла отца, – думал он, странно волнуясь, – Заведомский пошел и утопился в Яузе. Даже умер будто назло! Получается, Теофилия косвенно повинна в его смерти…» Он украдкой взглянул на жену.

«А ведь в тот злополучный вечер Тадеуш сперва зашел ко мне, просил денег… Сумма не была такой уж неподъемной… Негодяй, правда, не стоил моих забот, но если бы я дал Тадеушу денег, он не пошел бы к Теофилии, она не прогнала бы его… И мой драгоценный тесть мог бы жить и по сей день, никого этим, правда, не радуя, кроме кредиторов… Получается, я виной всему? Из-за меня Теофиличка так переменилась и страдает?!»

Казимир Аристархович с изумлением ощутил под веками вскипевшие едкие слезы. Это было так непривычно ростовщику, что все его тело пронзила острая боль.

Покинув дом Летуновского, виконтесса решила заехать в один из самых престижных букинистических магазинов Москвы. Его содержал некий француз, мсье Перрен, представительный старик высокого роста, с богатой шевелюрой непослушных седых волос, напоминающей львиную гриву. Он сразу распознал в Елене знатную особу и учтиво расшаркался перед ней, изгибая юношески стройный стан с тем изяществом, которое доступно лишь уроженцам Франции.

– Какие книги вас интересуют, мадам? – спросил букинист.

– Меня интересуют распродажи частных московских коллекций, – прямо заявила она, не видя смысла в мистификациях. – У вас имеются такие сведения?

– Конечно, мадам, – тряхнул седой гривой старый букинист. – Вот, извольте взглянуть.

Он подвел ее к своей конторке, из-за которой вышел, когда виконтесса появилась в магазине, выдвинул один из ящиков и с поклоном подал листок, исписанный по-французски красивым, каллиграфическим почерком.

– Вы можете убедиться, сударыня, что в ближайшем месяце мы ожидаем три любопытных аукциона!

На листке были указаны даты и адреса намеченных распродаж, а также фамилии владельцев библиотек. Имени Белозерского в списке не значилось.

– Как часто проводятся в Москве подобные аукционы? – поинтересовалась виконтесса.

– Довольно часто… однако, – букинист несколько замешкался, – указанные здесь аукционы вряд ли состоятся в ближайшее время…

– Почему? – Елена недоуменно подняла на него взгляд.

– Эпидемия, мадам. Сами понимаете, – развел руками старый букинист. – Все откладывается на неопределенный срок… Москвичи уезжают… Покупателей нет, и книгами никто не интересуется!

– Ах, вот что… – протянула Елена.

– Это время надо просто пережить, сударыня, и все будет по-прежнему. Если я чем-то еще могу служить вам, я весь к вашим услугам!

Виконтесса украдкой перевела дух, от сердца сразу отлегло. Роковое решение, которое ей предстояло принять, откладывалось вместе с аукционами, среди которых маячил еще не назначенный, но неизбежный аукцион Белозерского. Мсье Перрен показался Елене очень милым человеком, и она, чтобы как-то его отблагодарить, с любезной улыбкой произнесла:

– Я, собственно, ничего определенного не собиралась покупать, но раз уж я здесь… Не могли бы вы отыскать для меня книгу, которой зачитывалась ваша бабушка?