Но потом мне стало очевидно, что негоже вставлять в художественный текст подлинные документы. Такой путь есть лишь доказательство собственной творческой лени.
Документы писатель должен так же выдумывать, как и все остальное: он должен уметь вообразить документ.
Придя к этому радикальному выводу, я решил свой новый роман — «Бриллиантовый скандал (Старая угололвная хроника. Случай графини де ла Мотт)» — полностью построить на подложных документах — их надо было придумать от начала и до конца, но при этом, по мере возможности, совершенно не нарушая и не изменяя фактической схемы событий.
Иначе говоря, свою главную задачу я вижу отныне в сочинении правдивых по сути своей исторических документов, ни в чем не грешащих против истины.
Юрий Тынянов как-то гениально заметил, что и документы лгут. Вот я и решил открыто сфальсифицировать документы, но выстроить их при этом на реальной исторической основе.
И теперь я предлагаю абсолютно вымышленные, но одновременно внутренне достоверные, как мне кажется, тексты — две связки якобы старых бумаг.
Создание исторических стилизаций, копирование внешних примет старых документов — все это при написании настоящего романа совершенно не входило в мою задачу, даже исключалось, пожалуй.
Надо сказать, что словесная эквилибристика вообще меня мало привлекает; скорее отталкивает.
Ритуально этикетные для восемнадцатого — начала девятнадцатого столетий типы письма сами собой благополучно умерли, и я отнюдь не собирался и ни в коей мере не собираюсь их теперь воскрешать.
При создании данного выпуска «Старой уголовной хроники» меня, прежде всего, занимали вовсе не стилистические изыски, не игры с мертвыми формами, а реконструкция реальных личностей и их совершенно реальных поступков; зачастую безумных, но все-таки реальных.
Кроме того, я пробую хотя бы пунктирно реконструировать некоторые весьма необычные исторические коллизии, которые во многом были предопределены этими личностями, обладавшими повышенной, предельно концентрированной, взрывоопасной дозой авантюрности.
Ефим Курганов. Париж 20 декабря 2009-го года
Пролог. Из памятных записок Марии Игнатьевны Сударевой, компаньонки княгини Голицыной
Посвящается графине Норе Вальдштейн
В своих памятных записках не могу не отметить некоторых обстоятельств, связанных с довольно продолжительным пребыванием моим в Крыму, в Кореизе — восхитительном имении княгини Голицыной, моей неизменной благодетельницы.
Княгиня Анна Сергеевна Голицына, урожденная Всеволожская, при всей своей исключительной доброте, была, мягко говоря, особою в высшей степени необычной. Однако к сему, кажется, все уже давно привыкли у нас, почти перестав обращать внимание на ее бесцеремонные выходки. А они и в самом деле бывали бесцеремонными и даже порою совершенно невозможными, невообразимыми.
Однако свой рассказ о княгине Анне Сергеевне я начну, ежели позволят любезные читатели, еще с докореизских событий, о коих знаю понаслышке, но вместе с тем, сколько могу судить теперь, довольно точно.
Княгиня с юных лет примкнула к одной христианской секте и совершенно отрицала брачное сожительство между людьми, почитая сие за страшнейший грех.
Вот что, в частности, рассказывают об ее замужестве — история весьма примечательная и по-своему, как мне кажется, весьма пикантная.
Вышла замуж Анна Сергеевна за писаного красавца, князя Ивана Александровича Голицына, бывшего в ту пору адъютантом Великого Князя Константина Павловича (впоследствии он стал камергером Императорского Двора и, между прочим, безотказно исполнял буквально все поручения и просьбы своей строптивой и весьма своенравной супруги).
Во время венчания эта очень странная женщина, говорят, держала в руках портфель, который весь снизу доверху был набит деньгами.
По окончании обряда она вручила портфель своему новоявленному супругу со следующими словами: «Здесь, князь, ровно половина моего приданого. Вы возьмете его себе, а засим — позвольте с вами проститься и пожелать вам всего наилучшего: каждый из нас пойдет своею дорогою. И вы, и я сохраним за собою полную свободу действий».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу